"Легкий, искристый, как брызги шампанского..." (1993 г., Идеал)

– Разве не надоело? – спрашиваю Наталью Викторовну. – Все эти княгини, графини, принцессы? Ведь их невозможно встретить на улице, в автобусе, в метро, а значит, оперетту нельзя воспринимать всерьез?

– Театр развлекательный – согласна, но чувства в нем, бесспорно, настоящие. Иначе оперетта никогда не пользовалась бы такой большой популярностью, не была бы самым демократичным жанром. Она – про нас, про извечные человеческие страсти. Здесь добро всегда побеждает зло, а любовь героев строится на самопожертвовании. Сегодня подобное редко встретишь, и зритель приходит к нам помечтать. И на здоровье!

Ну, а знатные дамы, которых приводилось играть – тоже люди. И плачут, как простые, когда их покидают, и готовы жизнь отдать за любимого. Правда, уровень отношений, культура общения у них другие: князья умели дарить цветы, ухаживать за дамой сердца, красиво объясняться. И нам не мешает этому поучиться.

– А можно сказать, что ваша судьба совпала хоть в чем-то с какой-либо из сыгранных. Например, когда Золушка превращается в Принцессу?

– Немножко есть. Знаете, наверно, как сложно стать солисткой оперы еще будучи студенткой консерватории. И вот я однажды, проснувшись утром, получила такое приглашение. Петь под аккомпанемент симфонического оркестра! Сказка! Но к ней надо всегда быть готовым. Я оправдала доверие пригласившего дирижера, который знал меня по учебным репетициям, подготовила самостоятельно сольную партию. После успешного дебюта была зачислена на договор в труппу Свердловского оперного театра.

– Значит, на Бога надейся, а сам не плошай? 

– Верно, но и повороты судьбы часто бывают сногсшибательными. Ведь кто поверит, что Гайда работала юрисконсультом, у меня и диплом есть об окончании соответствующего вуза. И если бы не один приятель, едва не силой потащивший меня в консерваторию на прослушивание, как знать, кем бы я стала. Ведь моими педагогами были такие ныне знаменитые люди, как Александр Яковлев и Сергей Алексеев.

– Нет, за конторским столом я вас решительно не представляю, все равно что в телегу впрячь лань...

– Театр и жизнь слились для меня воедино. И я благодарна Минску, куда переехала вслед за мужем, что именно здесь окончательно "заболела" опереттой, столь близкой мне по духу.

– И без преувеличения стали "звездой". Как удается сиять в наше сумеречное время?

– Для меня не существует ничего важнее актерской профессии, ее ни на какие сладкие коврижки не променяю. Отсюда чувство собственного достоинства. Конечно, трудно удержаться от мышечного напряжения при встрече с людьми, которые считают, что народная артистка должна и наряжаться, как подобает по чину.

Им и невдомек, что любой бизнесмен имеет доход значительно больше моего. Но я не жалуюсь...

– Да, потому что талант не купишь ни за какие деньги. Кстати, в чем его суть?

– Театралы шутят: у плохого актера 30 штампов, у хорошего – 50, а у талантливого – 300. Этим они отличаются друг от друга. Это анекдот. На самом деле искусство актера заключается в умении время от времени разрушать наработанные приемы воздействия на публику и появляться в новом свете. Такое не каждому по силам, ведь от себя никуда не уйдешь, мой стержень остается. Я – Гайда. И зрителю интересно, что я лично нового внесу в известный сценический образ.

– Появлялось ли желание самой стать режиссером, хотя бы дома?

– Я не мыслю столь масштабно, чтобы придумать весь спектакль, хотя прекрасно вижу, где божьей милостью режиссер, а где – посредственность. Дома, тем более, эта роль не по мне. У нас все на равных. Муж – оперный певец. Профессия на первом плане. Все к ней невольно приспосабливается.

Что касается диктата... В начале семейной жизни муж мне сказал что-то типа: "Ты должна...", и я ответила: "Запомни, я никому ничего не должна". Все в семье делается по любви, а не по принуждению. Я хочу доставить радость близким и делаю это с удовольствием, но не из выгоды или по обязанности, а из душевной потребности.

– А как же дочь воспитывали? Неужели без всякого давления?

– Настю я не заставляла, а просто постоянно обращала на что-то ее внимание, пока она не привыкла к самостоятельности. Она знала: уроки – ее дело, контролировать некому – родители всегда заняты то на репетиции, то на спектакле. Школу закончила "на отлично", сама выбрала себе институт, профессию музыкального педагога. Очень привязана к детям, и они, похоже, отвечают ей взаимностью. Танцует, музицирует, обожает оперетту, но… нет голоса.

– Выходной день артиста – это...

– Если он может что-то сделать на радио, телевидении. Подумать спокойно над ролью. Я вот теперь два раза в неделю преподаю камерное пение в консерватории.

– Да, вы не рабыня кухонной плиты...

– Абсолютно не испытываю желания готовить. Зато дочь может из ничего сотворить вкуснятину. У нее бесподобные пироги, торты. У меня не получается. И вязать я не берусь, и шитье не по мне. А вот у Насти и на эти дела золотые руки.

– Ну, а блюдо ваше любимое? 

– Знаете, я вообще предпочитаю домашнюю стряпню. Меня за уши не оттащить от Настиной выпечки. Из самого вкусного назову, пожалуй, жареное мясо, шоколад, шампанское.

– Царские вкусы, а как же вес, фигура? Почему не страдают? 

– Работа нервная, – смеется Наталья Викторовна. – Иногда укрощаю аппетит. Но главное – выручает режим, строгий уклад, которого придерживаемся и я, и муж. Например, я знаю, что раз в неделю у меня уборка. И провожу ее непременно, люблю чистоту и уют в доме. Хозяйственные заботы распределяем поровну.

– Значит, у вас нет поводов для грусти?

– О, еще сколько! Окружающая жизнь вызывает порой отчаяние. Теряешь друзей, расстаешься с любимыми ролями – возраст меняет амплуа… Тревожит некоторая неуверенность: тебе уже не двадцать бесшабашных, задорных лет, когда каждый выход на сцену – праздник. Становишься мудрее, а значит, и критичнее. И тогда начинаешь себя жалеть. Каждая женщина должна это делать. Обязательно. Может, даже поплакать, покаяться. Возникает катарсис. На душе легчает. И думаешь: плохое перемелется и канет, на смену черной придет светлая полоса. Не за горами – порог двухтысячного. А что за ним? Перешагнуть бы.