« Назад
КОГДА ВОСКОВЫЕ ФИГУРЫ ТАЮТ
В Белорусском государственном музыкальном театре возобновили "Летучую мышь" И. Штрауса, поставленную в 1981 году и снятую с репертуара в 1995-м. Понятно, что особым "авангардом" да и просто оригинальностью режиссура А. Молчанова не отличалась, за что и критиковали спектакль еще два десятилетия назад. Но его новое появление на афишах стало симптомом не только "нафталина" (что в целом характерно для жанра оперетты), но и поворота театра к музыкальным ценностям.
Предыдущая премьера в этом театре состоялась еще в позапрошлогоднем сезоне. Это сколько же пришлось ждать хотя бы "премьеры возобновленного спектакля"! К тому же последние "настоящие" премьеры не отличались особой музыкальной изобретательностью, при их постановках приходилось или включать в партитуры другие мелодии того же автора и делать новую оркестровку, как это было в "Дорогой Памеле" М. Самойлова, или добавлять популярные песни военного времени, как это случилось в "Севастопольском вальсе" К. Листова. После такой музыкальной "диеты", да еще почти исключительно песенно-куплетной, возвращение к Иоганну Штраусу стало настоящим музыкальным пиршеством, тем более что в текущем репертуаре театра не осталось ни одного его спектакля.
Лично моему восприятию традиционализм постановки вовсе не мешал. В конце концов, должны быть и такие спектакли, музейная ценность которых подчеркивается добротным традиционализмом. Единственной "авторской работой" стали новые костюмы (художник Ольга Желонкина), но, признаться, смотрелись они очень даже "вытащенными из шкапа". Зато сценография вполне естественно вписывалась в ряд других опереточных спектаклей, осуществленных на этой сцене. А режиссерское восстановление спектакля Валентиной Петлицкой сняло с него не только пыль забвения, но и всевозможные артистические напластования из разряда отсебятины. Все стало строже и точнее – и в репликах, и в мизансценах (пожалуй, единственной импровизацией во время премьеры была история с никак не одевающимся халатом, которую Василий Мингалев сумел блестяще обыграть, превратив в "так и надо").
Одним из главных достоинств спектакля стало более полное раскрытие творческих возможностей артистов. В партии Розалинды выступила Лидия Кузьмицкая. Эта солистка, проработав в театре более десяти лет, долгое время оставалась в тени, не получая ролей в премьерных спектаклях. А между тем самым любимым ее спектаклем чуть ли не с детства была "Летучая мышь". И когда тот старый спектакль сняли с афиш, артистка, получившая в стенах Белорусской консерватории оперную подготовку, восприняла это как настоящую трагедию. Зато каким праздником стало для нее возобновление спектакля! Безо всякого преувеличения, мы увидели новую Кузьмицкую – стройную, пластичную, еще более помолодевшую, играющую без какого бы то ни было театрального нажима. И абсолютно стабильную как в сольных колоратурах, так и в ансамблевом пении. Браво, Лидия!
Арнольд Ранцанц отошел от традиционно буффонной, остро сатирической трактовки директора тюрьмы Франка. В подобном стиле, лишенном полутонов, пытался смешить зрителей А. Кузьмин в роли дежурного. А вот Франк получился на удивление интеллигентным человеком, попавшим в неловкую ситуацию от подпития на балу у князя Орловского. Таким же "почти положительным" стал и Альфред, воздыхатель Розалинды: в исполнении упомянутого выше В. Мингалева он превратился в настоящего романтического героя, заставляющего засомневаться в правильности выбора, сделанного героиней.
Эпиграфом к пению В. Петлицкой, исполняющей служанку, могли стать ее же слова из куплетов Адели: "... и голос золотистый". Начисто опровергнув опасения, что юбилейный возраст может стать помехой для этой партии, она покорила мягким, нежнейшим вокалом и, опять же, тем "безнажимным" артистизмом, которого в роли режиссера добивалась и от остальных.
Эдуард Мартынюк, несмотря на грим, казался слишком молодым директором театра Фальком, особенно на фоне остальных. А к слову "талантливый" (как вокалист, так и актер в одинаковой мере) добавить слово "слишком" просто невозможно.
Изящно, с видимой легкостью и шармом были исполнены балетные сцены, где солировали непревзойденные Юлия Дятко и Константин Кузнецов.
И все же главным действующим лицом оставался музыкальный руководитель и дирижер Геннадий Проваторов. И хотя увертюра была сыграна несколько небрежно, без грации и лукавства (говорят, накануне, на сдаче спектакля, она, наоборот, звучала просто божественно), чем дальше, тем больше нам открывались подлинные красоты не крика и слегка омузыкаленного говора, как это часто бывает в опереттах и музкомедиях, а выразительного вокала с тончайшей нюансировкой, где при этом слышны все слова, не заглушаемые ревущим оркестром.
Этакое "тихое очарование оперетты"? Быть может. Ведь именно музыка согрела спектакль, в целом похожий на музей восковых фигур, и слезы капающего воска обнажили скрытый под "летучей молью", как справедливо назвал саму эстетику спектакля один мой коллега, взмах ласточкиных крыльев. Вот только взлетит ли та птица театрального счастья? Все зависит от того, какими по своей эстетике будут дальнейшие постановки. Ведь на одних "музейных экземплярах", даже самых раритетных, не взлетишь.
Кристина КРЕМНЕВА.
Белорусская деловая газета. – 2001. – 20 нояб. – С. 14.
|
