Мистер "Икс" белорусской оперетты (1996 г., Рэспубліка)

Наш сегодняшний гость весьма многолик. Причем меняет образы и имена буквально каждый вечер. То он загадочный и благородный "принц арены", то весельчак – сорвиголова Эдвин, то князь Орловский, граф Данила или князь Никита. Вы уже догадались, что речь идет об артисте оперетты. В столичном театре музыкальной комедии все эти ведущие партии, составляющие гордость репертуара любого театра, исполняет не кто иной, как Алексей ИСАЕВ. И, несмотря на то, что на счету Алексея Николаевича главные роли в спектаклях "Принцесса цирка". "Веселая вдова", "Марица", "Летучая мышь", "Холопка", "Сильва", он убежден в том, что:

– В нашем театре ставится очень мало классики. Я работал в Ростове и могу сравнить. Там шло до двадцати классических спектаклей в месяц, у нас же – шесть. Так что скудный, не побоюсь этого слова, репертуар в нашем театре.

– А чем это вызвано?

– Однозначно ответить сложно. Но главное, конечно, – отсутствие средств для новых постановок. И политика руководства театра. Как предыдущего, так и нынешнего. Видимо, их пугает то, что классические оперетты уже многократно ставились, произведения же советских авторов вроде как утратили актуальность. И на свет Божий извлекаются спектакли, которые оказываются неинтересными как для нас, так и для зрителей. Например, в апреле мы должны были сдать спектакль "Шляпа Наполеона". Это малоизвестное произведение однофамильца знаменитого Штрауса, которое "не блещет" с музыкальной точки зрения, да и сюжет вряд ли будет кому-то интересен. А мы зачем-то взяли и поставили. Зритель его еще не видел. Не хватило средств на декорации и костюмы. Премьера, видимо, состоится в начале нового сезона.

Два года назад мы уже ставили спектакль такого рода – "Viva la Mamma!"… Было также очевидно, что он не будет иметь успеха. Так и получилось. На премьеру шли из любопытства, а посмотреть спектакль второй раз у зрителей желания не возникало. Классику же можно смотреть и слушать бесконечно.

– Чем бы вы объяснили отсутствие интереса к такому жанру, как оперетта, со стороны современных, в том числе и белорусских авторов?

– Несмотря на молодость оперетты и кажущуюся легкость, этот жанр труден как для авторов, так и для исполнителей. Скажем, опера зародилась почти на пять веков раньше, есть масса пластинок, все лучшие оперные произведения записаны, и не по одному разу, существуют трактовки великих дирижеров разных времен. Оперетта всего этого практически не имеет. Даже в консерватории не готовят певцов и дирижеров нашего жанра. Например, я заканчивал Красноярский институт искусств как оперный и концертный исполнитель и ничего не знал об оперетте, за исключением одной из арий Мистера Икса, которая рекомендуется для изучения в консерватории.

Сейчас, если певцы обладают голосом, да еще, не дай Бог, и внешностью, то они тут же сбегают на эстраду или куда-нибудь еще. Потому что на нашу зарплату, откровенно говоря, прожить невозможно. Хотя у меня и один из самых высоких заработков в этом театре, не будь концертов и других приглашений, не знаю, как бы я жил.

– Вы сказали, что заканчивали Красноярский институт искусств. Если я не ошибаюсь, это же учебное заведение заканчивал Дмитрий Хворостовский?

– Да. Он закончил на год позже меня. Мы занимались у одного педагога.

– Почему же вы остановили свой выбор на оперетте?

– Честно говоря, я не собирался. Меня всегда привлекало что-нибудь яркое и шумное, и я готовил себя к работе в мюзик-холле или на эстраде. Но судьба распорядилась иначе.

– Довольны ли вы тем, как сложилась ваша творческая судьба?

– Вы застали меня врасплох этим вопросом. Я не готов пока подводить итоги. Доволен тем, что уже сделал, но хотелось бы добиться чего-то большего. Если бы в театре ставилось больше хороших спектаклей, у меня и моих коллег была бы такая возможность. У нас есть много замечательных артистов и голосов. Из хорошего материала можно сшить отличный костюм, зачем же делать из него телогрейку?

– Профессия артиста, тем более артиста музыкального театра – дело специфическое. Что вам больше всего нравится в этой работе?

– Нравится, когда зритель не бежит сразу в гардероб, а задерживается, аплодирует. Когда кричит: "Браво!". Мне просто нравится петь. Если бы мне сейчас предложили уйти на эстраду, я не думаю, что смог бы расстаться с опереттой. Я бы обеднел. Хотя у меня огромный репертуар старинных русских романсов, народных и эстрадных песен. На моем счету не один сольный концерт.

– Если бы вы не стали певцом, кем бы были?

– А певцом я стал случайно. В свое время закончил музыкальное училище. Работал в Норильске учителем пения в школе, был счастлив и горд, любил свое дело. Мне пророчили удачную педагогическую карьеру. За три года работы в школе получил полтора десятка грамот. Потом решил продолжать образование и поехал в Красноярск поступать на исторический факультет пединститута. А проходя мимо института искусств, увидел объявление о приеме. Решил попробовать себя, поступил и почти год учился одновременно в двух институтах.

Думаю, хорошо, что не стал педагогом. Потому что по гороскопу я Водолей, не терплю над собой никакого диктата и не смог бы работать от звонка до звонка. Профессия же артиста дает больше свободы.

– Непременным условием любой оперетты должен быть комедийный сюжет. А не бывает ли так, что на сцене происходят какие-то незапланированные курьезы?

– Однажды мы с коллегами еще по Ростовскому театру давали выездной концерт в станице. Приезжаем за 70 километров, зрители собрались заранее, чтобы занять лучшие места. Мы идем гримироваться и переодеваться. И вдруг оказывается, что в клубе, где мы должны были выступать, нет рояля. Единственным же инструментом, который нашелся в станице, был аккордеон. И один из зрителей давай убеждать Лену Соколову, нашего концертмейстера: "Какая вам разница: тут клавиши и там клавиши?" Она ему: "Да, но в аккордеоне же еще мехи есть". "А он: "Ну, так давайте я вам буду мехи раздвигать". Интересно, что концертмейстер согласилась. Они положили аккордеон плашмя на журнальный столик, один человек держал его посередине, Лена нажимала на клавиши, как если бы это был рояль, а выдумщик-зритель раздвигал мехи. Конечно, это была не музыка, но мы вышли из положения.

– Случается ли так, что сами актеры разыгрывают друг друга на сцене?

– Случается, конечно. Главный балагур у нас в театре Герман Козлов. Иногда он начинает откровенно смешить партнера. На последнем спектакле "Марица" я даже вынужден был повернуться к зрительному залу спиной и ждать, пока пройдут слезы, которые градом текли у меня по лицу от смеха.

– Вы приехали в Беларусь четыре года назад. Как вам живется у нас?

– Хорошо. Я встретил здесь огромное количество друзей, которые помогают мне в жизни. У меня прекрасная квартира в престижном районе. Правда, однокомнатная. Когда я получал ее, то был еще один.

– То есть женились уже здесь, в Беларуси?

– Да, моя жена белоруска. Мы познакомились на моем сольном концерте в Доме офицеров. Встречались около года, и я понял, что ее общество, семья – это именно то, что мне необходимо. Она очень умная и эффектная девушка. Разницы в возрасте рядом с ней я не чувствую, потому что в душе мне всегда 24.

– А дети у вас есть?

– Уже взрослый сын от первого брака.

– Многие люди имеют привычку напевать что-нибудь, когда, к примеру, готовят завтрак или принимают душ. Поете ли вы дома?

– Недавно жена зашла в ванную, я пошел следом и стал петь ей романс. Она оглянулась на меня с недоумением и спросила: "Чего ты орешь?" Я ей говорю: "Люди платят деньги, чтобы прийти послушать Исаева!" А вообще, каждый вокалист утром обязательно распевается, пробует голос. Я не имею в виду эстрадных певцов, которым не нужен голос, потому что у них есть фонограммы. Для них самое важное – хорошо выглядеть.

– А как соседи реагируют на ваши распевки?

– Соседи снизу и сверху в любви не признаются, а вот соседи по площадке говорят, что иногда специально оставляют дела, чтобы "подслушать" меня. В конце концов, не так уж плохо я пою.

– Ваша любимая роль?

– Мистер Икс в "Принцессе цирка".

– В этом спектакле главные действующие лица – аристократы начала века – не слишком уважительно отзываются о работе артиста. В реалиях сегодняшнего дня вы ощущаете себя представителем престижной профессии?

– Нет. Артисты оперетты, оперы, филармонии гораздо менее заметны, чем артисты эстрадного направления, которые постоянно мелькают на экране. Платят нам также мало.

– Когда мы с вами договаривались о встрече для интервью перед спектаклем, вы сказали, что сможете поговорить лишь после того, как загримируетесь и распоетесь. Что значит для артиста, для вас войти в роль? Как вы входите в образ? Это сопряжено с какой-то работой, эмоциональными переживаниями или с опытом происходит почти автоматически?

– По сравнению с Шаляпиным, который, готовясь к роли, посещал выставки, читал исторический материал, просто бродил по городу, я, конечно, халтурщик. К сожалению, на все вышеперечисленное у меня просто нет времени. Когда идет подготовка к новому спектаклю, мой рабочий день начинается в 10 часов. До трех – репетирую. А через полтора часа после репетиции обязан снова быть в театре, чтобы готовиться к вечернему спектаклю. И так каждый день. Оптимально артист должен иметь не более трех-четырех спектаклей в месяц.

– Как вы считаете, чего недостает белорусскому театру оперетты?

– Желания двигаться вперед, развиваться. Во все времена на просторах бывшего СССР пять театров стояли особняком. Это Московская музкомедия, Одесская, Ленинградская, Свердловская и Минская. И мне обидно до слез, что сейчас мы сдаем позиции и из столичного театра превращаемся в третьесортный. Мы ближе всех находимся к Западу. Почему же вместо того, чтобы ориентироваться на Венскую оперетту, лучшие театры мира, мы катимся назад?