« Назад
ЭТОТ ТРУДНЫЙ "ЛЕГКИЙ ЖАНР"
Оперетта – жанр сложный. Есть у него свои горячие сторонники, есть противники. И если поклонников музыкальной комедии пленяет в оперетте выразительная мелодия, зажигательный ритм, мягкий юмор, искрометное веселье, зрелищность, то искушенные скептики отметят рыхлость драматургии, мелодраматизм и штампованность ситуаций, банальность в обрисовке характеров – издержки развлекательности: "опереточный штамп", "опереточный герой", "опереточная ситуация". Впрочем, в каждом конкретном случае убеждает конкретный спектакль, это он увеличивает число сторонников или противников музкомедии. "Моя прекрасная леди" в Белорусском театре музкомедии, думаю, поклонников оперетте добавит, потому что, на мой взгляд, выгодно отличается от многих предыдущих спектаклей театра, и, прежде всего, достаточно высокой постановочной и исполнительской культурой (режиссер-постановщик народный артист БССР С. Штейн, художник А. Морозов).
Еще недавно мюзикл – "молодой родственник" оперетты вызывал жаркие споры и дискуссии. Одни объявляли его "загадкой ХХ века", другие считали ветвью, пышно расцветшей на древе оперетты. Понятие мюзикла очень часто связывается в нашем представлении с добротной драматургией, интерпретацией на музыкальной сцене произведений классической литературы – Шекспира, Сервантеса, Вольтера, Диккенса, Шоу, О’Нила. Тут можно вспомнить спектакли "Целуй меня, Кэт!" К. Портера, "Человек из Ламанчи" М. Ли, созданные на основе "Укрощения строптивой" Шекспира и "Дон Кихота" Сервантеса, "Вестсайдскую историю" Л. Бернстайна, "Хэлло, Долли!" Дж. Хермена.
Главное в мюзикле – характер героя, полнокровный, реальный, жизненный, развивающийся, – недостаток этих качеств всегда ощущал герой оперетты. Образы многих мюзиклов актеру невозможно создать без опыта драматического театра – спектаклю в целом это идет на пользу. Интересно, что и драматические театры с охотой включают мюзиклы в свой репертуар.
Как известно, основой мюзикла "Моя прекрасная леди" Ф. Лоу послужила одна из самых популярных комедий Б. Шоу "Пигмалион".
Пьеса Шоу сегодня с успехом идет на драматической сцене, существует ее хореографическая телеверсия, экранизировался и сам мюзикл. Музыка "Моей прекрасной леди" – мелодична и иронична. Композитор широко использовал здесь ритмы и интонации вальса, польки, марша, фокстрота, слышатся хота, хабанера, гавот. По сравнению с любой опереттой музыка кажется более организованной драматургически, более собранной и строгой, но одновременно и более разнообразной, раскованной в стилистическом отношении.
Романтика, лирика, буффонада – эти краски всегда использовали классики оперетты. Мюзикл – в этом убеждает спектакль – в качестве выразительных средств избирает еще и иронию, гротеск, сатирическую заостренность (достаточно вспомнить Альфреда Дулиттла, философа-мусорщика, своеобразного "идеолога" кварталов бедноты: именно благодаря этому образу усиливается социальная острота спектакля, его художественное своеобразие).
Постановочная культура сказывается в "Моей прекрасной леди" прежде всего в существовании ансамбля – в актерских работах, в яркой, выразительной лепке характеров, психологической мотивированности поступков; в динамичности зрелища, состоящего почти из двух десятков картин; в том, что на общий замысел "работает" оформление (ведь в спектакле наглядно показано то, о чем в пьесе только упоминается: кварталы, где выросла Элиза; высшее общество на скачках и великосветском балу), и в таких "деталях", как цвет костюмов.
Очевидно, плодотворным для театра оперетты оказалось уже становящееся традиционным содружество с опытным и талантливым оперным режиссером Семеном Штейном.
И главная удача спектакля – исполнение партий Элизы народной артисткой БССР Натальей Гайдой и Хиггинса – Григорием Хариком. Если Гайда – исполнительница практически всех ведущих партий в репертуаре театра, актриса признанная, известная зрителю, любимая им, то Григорий Харик – артист молодой, работает он в театре всего несколько лет, но уже запомнились зрителю его герои – Юрась в "Нестерке", Степан в "Степане – великом пане", граф Данило в "Веселой вдове", директор театра Фальк в "Летучей мыши".
Сталкиваясь с такими актерскими работами, как эти, всегда жалеешь, что при попытке зафиксировать, при переводе на язык слов исчезает аромат, живое обаяние образа. Ловишь себя на том, что на спектакле не столько следишь за перипетиями сюжета, сколько наслаждаешься переливами настроений, выраженных в пении, танце, диалоге, богатством оттенков…
Вот в линялом старом платьишке, в шляпке с пестрыми перьями появляется Элиза в доме мистера Хиггинса – комически важная, воинственная и трогательная в своем желании стать барышней в цветочном магазине.
На лице профессора, седеющего, но по-молодому подтянутого, целая гамма чувств – досада, раздражение, ирония, потом азарт и решимость: ну, что ж, попробуем!
Сначала исчезнут лохмотья, потом чуть неуклюжая походка, визгливые нотки в голосе, исковерканные слова – педантично, жестко будет "вдалбливать" Хиггинс Элизе все новые правила произношения. Элиза разразится слезами ("Погоди, Генри Хиггинс, погоди!"), но через минуту оживет от невзначай сказанных ласковых слов. И вот – о чудо! – нам откроется личность, душа – неординарная, талантливая, щедрая, волею судьбы брошенная на обочину жизни, но не потерявшая ни жизнелюбия, ни чувства собственного достоинства, ни ума.
Это осознание себя – в летящей мелодии вальса, в ликующем голосе Элизы: "Я танцевать хочу до самого утра!".
Благородство походки, благородство осанки, благородство речи, благородство души… Бал будет "звездным часом" Элизы. А потом, когда они, Хиггинс, Пиккеринг и Элиза, вернутся домой, она взбунтуется. Эксперимент окончен, он удался. Что же дальше?..
…Распахнутая вглубь сцена, ослепительно синее небо. На веревках, натянутых между домами, сушится белье. Здесь ругаются и мирятся, здесь никаких церемоний, здесь спят вповалку у костра. Сюда придет Элиза, сопровождаемая влюбленным в нее Фредди. Придет, но здесь ее не узнают и не примут…
Через несколько минут оживет весь квартал, лихо, самозабвенно отплясывая по очень серьезному поводу – папаша Дулиттл вступает в законный брак вот с той, внушительных размеров дамой в зеленом платье и оранжевой шляпке. (На мой взгляд, эта танцевальная сцена, как и танец в 1-й картине, намного более удачна, чем "хореографическое обрамление" сцен обучения Элизы).
А самоуверенно-непробиваемый Хиггинс тем временем забеспокоится: Элиза исчезла, а ведь, оказывается, он так привык к ее облику, ее голосу, к тому же, он не помнит, куда должен отправить деловые письма, с кем должен сегодня встретиться.
Столкнувшись с Элизой в доме своей матери, Хиггинс будет поражен: как, она здесь? А Элиза, нимало не смутившись, поставит на место "зарывающегося" грубияна, будет "воспитывать" его теми же методами, которыми "воспитывал" когда-то он ее. Этот поединок двух характеров выигрывает она, Элиза, и Хиггинс удивленно воскликнет: "А вы такая мне нравитесь!" Вернее, выигрывают они оба, поняв, наконец, друг друга. И, конечно же, будет счастливый конец. Как и должно быть в оперетте. Пускай даже это не оперетта, а самый настоящий мюзикл…
Т. МУШИНСКАЯ.
Знамя юности. – 1982. – 16 июля.
|
