"КАПЯЛЮШ НАПАЛЕОНА" І ЗМЕНА СТАТУСА На пачатку бягучага сезона ў тэатры адбылася прэм'ера аперэты Оскара Штрауса "Капялюш Напалеона", для пастакоўкі якой быў запрошаны Барыс Лагода – рэжысёр з Новасібірска. У свой час ён скончыў Беларускі тэатральна-мастацкі інстытут, але творчыя шляхі-дарогі завял

Солист нашего Театра музкомедии Александр АРТЕМЬЕВ поет в Кельн-концерте

– Так редко мы теперь говорим: люблю... Что любите вы, Александр?

– Я люблю театр. Тринадцать лет солировать в музкомедии что-то да значит. Но сейчас нет подъема, кризис жанра, кризис режиссуры...

– А поющему надо петь...

– Заключил контракт с Кельн-концертом, езжу по Германии, пою классику.

– Талантливые люди одиноки...

– Одиноки и не одиноки. У меня хорошая семья, две маленькие дочки-погодки и Лариса, она музыкант. 

– Вы поете Рахманинова...

– Дух русский. Учился в консерватории и сам составил музыкально-поэтическую композицию. Мне хотелось посмотреть на Рахманинова со всех сторон. Я выступал в роли чтеца и певца. "Рахманинов был создан из стали и золота. Сталь – в его руках. Золото – в сердце. Не могу без слез думать о нем. Я не только преклонялся перед великим артистом, но любил в нем человека..." – так говорил Иосиф Гофман шестнадцатого мая сорок пятого года.

– Ну, а сам Рахманинов что говорил?

– Он так говорил: "Я русский композитор. И моя родина наложила отпечаток на мой характер. И на мои взгляды. Моя музыка – это плод моего характера и потому – это русская музыка..."

– А что такое музыка?

– Рахманинов как-то сказал своим близким: "Напишите, что такое музыка?" "Что такое музыка? Это тихая лунная ночь. Это шелест живых листьев. Это отдаленный вечерний звон. Это то, что родится от сердца и идет к сердцу. Это любовь. Сестра музыки – это поэзия. А мать ее – грусть..."

– Если так понимать, то вообще... не петь... нельзя!

– Каждый век оставляет какое-то музыкальное произведение. В памяти поколений, навсегда. От Ивана Грозного, от хорового пения, от десятого, может быть, еще века, от крещения Руси... Вот что меня поразило: русская песня – это русская история...

– Это русская судьба...

– "Вставай, страна огромная..." – все сразу скажут, что это Великая Отечественная война... История. Судьба человека. Романтизм. Патриотизм. Верность... Однако наши знания за последние годы как-то иссохлись, состарились...

– Иссякли?

– Культура – это хранилище памяти человечества. Боюсь сейчас ошибиться, кто сказал это. Но сказал верно.

У меня остался на видеопленке спектакль "Кай и Герда" – дочки оторваться не могут, они воспитаны на нем.

Или вот: песни композиторов, погибших в войнах, и стихи поэтов погибших. И рассказы прозаиков – погибших... Если соединить всех – вот была бы книга.

В общем, всю жизнь, сколько живу – выписываю, если что-то меня поразит. Много тетрадок есть.

– Почему-то много говорят и пишут о шестидесятниках, об "оттепели". А мы вот с вами, Александр, семидесятники, не делившиеся на физиков и лириков. Моими первыми потерями в жизни были Георг Отс и Василий Шукшин, они ушли в одну осень семьдесят четвертого года...

– Никто не спел так, как Георг Отс – "Я люблю тебя, жизнь". И Шукшин – в слове. И Лемешев, и Утесов остались в песнях...

– Было время: Серафим Саровский, Сергий Радонежский, Александр Невский... Сколько брали они на себя, сколько страдали за других, за нас. А теперь, мне кажется, приходит время святости каждого человека. Несмотря на всю нынешнюю жестокость и жадность, и грязь... Тем более: желание "расчистить" себя. Каждый должен соучаствовать в этой работе...

– Шукшин дал свет, так мы его и хоронили, как родственника. Шукшин – поддержка...

– Соборность принята у нас испокон. Мы друг без друга не можем... 

– Мы умеем открыть душу. Но!.. Как-то я приехал в свою деревню Верхнеигнашково, под Оренбургом, к матери, и заметил, что люди перестали петь... Стоит на пороге мама, Любовь Матвеевна, и говорит: "Во, я иду коров гонять, а Саша приехал петь..."

Мне в жизни везло. Служил в Ленинграде. И – пел. На первом же концерте капитан первого ранга Булкин сказал: будешь учиться! Служу в сухопутном военно-морском флоте, а меня (солдата!) вводят в Ленконцерт, в класс Лины Борисовны Архангельской!..

Люди и вели меня по жизни. За голос. Сами приходили, откликались. И я откликался. Жил в разных городах страны: Оренбург, Свердловск, Тольятти, Ярославль, Сыктывкар... Брест. А образование и любовь нашел в Минске.

– Судьбы других людей влияли на вашу...

– Булкин, Нечаев, Архангельская... Конечно, влияли. Да, многие. Каждый день. Нет ни одной встречи зря... Я ведь по специальности электромонтер, водитель, тракторист... Кем только не был. И пою всю жизнь...

– Лемешев, чувствую, ваш, Александр, любимый певец...

– Я ведь тоже тенор. Лемешев, да, только Лемешев. Хотя я, конечно, люблю и Козловского, и многих других. Но Лемешев лирикой близок, романтизмом, внутренним состоянием, порывистостью...

– И судьбой!

– Да. Такой же, как я, – деревенский парень. Его тоже командир части – только кавалерийский командир, отправил учиться... Я пересмотрел все спектакли Лемешева, переслушал все его пластинки...

– А в семье у вас пел кто-нибудь?

– Нет. Только дед. Меня любил очень... Деда звали Матвей Федорович Игнатьев. Знаете ли, он всегда говорил: "Судьба человека" Шолохова – это про меня... И долго плакал... Дед в войну попал в плен. Был крепкий очень. И били его больше всех. Но дед стоял. Эсэсовец бил, выбил зубы, разбил лицо. Дед стоял. Эсэсовец выбился из сил – и бил... Дед – ни с места... Немецкий солдат, потрясенный всем этим, спас деда, помог бежать вместе с еще одним нашим солдатом, подошел и сказал: "Возьми с собой друга, я выведу тебя..."

– А знаете, Александр, многие русские солдаты Отечественной войны считают себя прототипами Соколова из "Судьбы человека". Это и здорово. Но прототип все же один. Знаете – кто?

– К стыду – нет...

– Дольников. Генерал Дольников. Мне пришлось познакомиться с ним в путешествии по Волге в позапрошлом году. И он рассказывал всем, всему пароходу на встрече, как это было. Однажды после войны он рассказал обо всем, что случилось с ним, одному журналисту. А тот передал Шолохову. Шолохов написал "Судьбу человека", в которой узнает себя пол-России... Кстати, сам Дольников никогда не встречался с Шолоховым, хотя очень этого хотел. "После смерти писателя не выдержала душа – поехал в Вешенскую, постоял у серого камня..." – рассказывал он.

– Спасибо. Дед тоже хотел бы... Это я знаю точно.