« Назад
ЗАКУЛИСЬЕ В ПОЛУМРАКЕ ТАЙНЫ
Есть на свете место, где мир реальный соприкасается с миром фантазии и перевоплощений. Это – театр. Попав сюда однажды, остаешься очарованным на всю жизнь. Здесь даже машинист сцены или столяр декорационного цеха – по-своему персонаж иной реальности.
"Знаменке" повезло – удалось проникнуть в мир закулисья Государственного театра музыкальной комедии.
Помню однажды после спектакля, пользуясь слабым биноклем, вытянув шею, я пытался заглянуть за кулисы, силясь хоть что-нибудь там рассмотреть. Появилось жгучее желание забраться за сцену и "вживую" соприкоснуться с тем потаенным миром. И вот, наконец, я в театре – за кулисами! Хожу, где хочу, говорю, с кем пожелаю, с любопытством осматриваю каждый закоулок.
Путешествие вокруг сцены
Театр, в нашем случае, начинался со сцены.
Поверьте, на самом деле сцена намного больше, чем вы себе можете представить. Вокруг нее находится сеть соединенных друг с другом вспомогательных помещений. Самые большие называются "карманами" и служат кладовыми. Почти никогда зритель не видит за "задником" (огромным полотном, висящим в глубине), арьер – место, куда убирается часть декораций, которые не используются в текущем спектакле. И уже тем более "простой смертный" не может увидеть то, что находится над "полем действий актеров". Вверх колодцем уходят шесть этажей, заполненных всяческими интересными приспособлениями, назначение которых я конечно же хотел узнать. Первые два этажа, собственно говоря, сама сцена – та высота, которую мы можем лицезреть из зрительного зала. На третьем – шестом этажах по стенам проходят галереи – металлические мостики, на которых крепятся мощные лебедки, управляющие штанкетами (металлическими шестами длиной около 12 метров). Невозможно огромное полотнище втащить на такую высотищу иначе как на штанкетах: к ним привязывается ткань, а потом вся конструкция поднимается вверх. Все это "седьмое небо" подчинено машинисту сцены, опускающему и поднимающему штанкеты (а их всего 51) с декорациями. Фактически всегда, когда на сцене проходит работа, хозяин "поднебесья" присутствует на своем месте на третьем этаже. Периодически оттуда слышен бодрый крик: "Осторожно!". Верховой предупреждает людей о том, что он опускает очередной штанкет. Сцена раздается не только вширь и ввысь, но и вниз – это трюм. Как и в корабле, туда ведут люки, через которые опускаются громоздкие или пока не нужные декорации.
Да будет свет!
Свет – одна из неотъемлемых частей театральной постановки. Нам повезло: прогуливаясь и удивляясь чудесам закулисной жизни, мы познакомились с осветителем – человеком, знающим о свете практически все. Работа с прожекторами, софитами и лампами не так заметна из зала. Казалось бы, "ткнул" лучом в несколько мест – вот вся забота. Но это – тяжелый творческий труд. Для установки света на новый спектакль (то есть продумывания: какую лампу, где, когда и насколько ярко включать) требуется 2–3 дня. Общая мощность осветительного аппарата около 500 киловатт (для сравнения я подсчитал примерно такая же мощность у всех ламп в двух девятиэтажных домах), а в одном спектакле используется в среднем 70 процентов наличной световой мощности. Управлять светом во время спектакля, даже после того, как все уже разложено "по полочкам", очень нелегко. На пульте инженера по свету находится более 200 тумблеров: помимо того, что знать их расположение надо так же, как пианист-виртуоз знает клавиши своего рояля, требуется еще и определенный художественный вкус.
Дерево, ткань, металл и… пыль
Именно из этих "ингредиентов" (в том числе) состоят дворцы, мосты, предметы интерьера, то и дело возникающие на сцене. А "театральная пыль" – особый вид пыли. Годами используемая ткань накапливает ее в огромных количествах. Еще каждый большой кусок материи пропитывается специальным огнестойким составом. "Пропитка" имеет специфический резковатый запах, который новому человеку доставляет некоторые неудобства. Благодаря "пропитке" вкус театральной пыли не только "запоминабелен", но и… достаточно вреден. Человек, которого боятся в театре все, – пожарник. Их тут много, и все в малиновых пиджаках. Прямо, как "новые русские". Ужасно строго они следят за потенциальными курильщиками. Театр – не игрушка, здесь море вещей, которые могут вспыхнуть от малейшей искры. Нарушителей безопасности тотчас "инструктируют" большими штрафами.
Во время скитаний по бесчисленным этажам и коридорам мы заглядывали в разные комнатушки, комнаты, залы и удивлялись тому, сколько людей вкладывает свою душу в общее дело – театральное искусство. Устаешь просто перечислять цеха, каждый из которых выполняет определенную работу. Назовем лишь несколько: бутафорский – изготавливает реквизит, пошивочный – шьет костюмы, сапожный – мастерит "обувку" будущим королям и разбойникам, гримерный – приводит актеров в полное соответствие с их ролями, машинно-декорационный – устанавливает декорации на сцене.
Ночью заключительным аккордом прожитого дня театра Музкомедии является спуск пожарного занавеса. Двенадцатитонная металлическая стена, покрытая асбестом, опускается между зрительным залом и сценой. Как будто огромный добрый зверь закрывает свой единственный глаз перед сном, зная, что спать ему придется недолго, – завтра настанет новый день, который полон чудес.
Байка
Ну конечно, какой же театр без своих баек! Мне их рассказали много, и одной хочется поделиться с вами.
Как-то в Иркутском театре ставили очередной спектакль. В финале последнего акта зрители, по замыслу режиссера, должны были увидеть упряжную тройку, мчащуюся по заснеженной степи. Столь безобидный эпизод на самом деле являлся замысловатой фигурой пилотажа, требующей определенного героизма от машинистов сцены. Все дело было в снеге – мелко порванных бумажках, рассыпаемых многострадальными машинистами сверху на беззаботно "гарцующих" актеров. Холод "под куполом" театра стоял жуткий, и "снегорассыпателям" приходилось пеленаться во все, что было у них в арсенале, включая валенки… И вот – очередной спектакль. В нужном месте машинист сцены добросовестно начинает припорашивать актеров. Зрители видят падающий снег – все довольны. Внезапно "с неба", под ликующий хохот зала, аккурат между ошарашенными актерами, падает валенок – это машинист сцены неудачно повернулся и потерял часть своей обуви. Напряженно-трагический момент превратился в напряженно-комический, но актеры, добросовестно хмуря брови, доиграли свои роли до конца. Так и стоял этот валенок – апофеоз трагизма – до конца акта.
Д. КОРСАК.
Знамя юности. – 2000. – 29 янв.
|
