"Зачем же нам старух играть?" (Ирина Свирко, "Рэспубліка, 16.06.2012)

"ЗАЧЕМ ЖЕ НАМ СТАРУХ ИГРАТЬ?"

Наталия Гайда о звучной фамилии, юридическом прошлом, большой любви и маме поручика Ржевского

Народную артистку Беларуси Наталию Гайду я встретила в ее родном Белорусском государственном музыкальном театре. Вечером. В зрительном зале. В один из гастрольных дней Свердловского государственного академического театра музыкальной комедии. Давали "Екатерину Великую" — масштабный исторический мюзикл. Легендарная прима белорусской оперетты внимательно следила за действием на сцене, а по его завершении искренне аплодировала создателям спектакля, как потом призналась, впечатленная грандиозностью созданного музыкального полотна. После спектакля Наталия ГАЙДА (на снимке) согласилась побеседовать с корреспондентом "Р".

— Наталия Викторовна, для вас приезд екатеринбуржцев не только встреча с коллегами и знакомство с их творчеством...

— Конечно, ведь Свердловск — это город, где я родилась, куда вернулась после неудач в Москве, решив, что на родине мне должно повезти. И мне там действительно повезло. Поступила в Уральскую государственную консерваторию, затем еще студенткой четвертого курса была приглашена солисткой в знаменитый Свердловский оперный театр. Это было исключительным случаем и большим счастьем для меня. В опере я пела четыре года, исполнила более десятка ведущих партий. Да и мой профессиональный интерес к оперетте начался тоже в Свердловске. В консерватории я училась на оперном отделении, но оперетту обожала, поэтому бегала и на занятия отделения музыкальной комедии: там было больше часов актерского мастерства и танца, там преподавал выдающийся режиссер музыкального театра Георгий Иванович Кугушев.

— В Свердловске в вашей биографии была и учеба в юридическом институте. Может, не все знают, что вы дипломированный юрист и даже успели какое-то время поработать юрисконсультом.

— Это была "вынужденная посадка". Не попав в Московскую консерваторию, я без проблем поступила в Свердловский юридический институт. А уже на третьем курсе стала и студенткой Уральской государственной консерватории. Училась параллельно, на вечернем отделении, бросать юридический было жалко. На стационар консерватории перевелась, когда уже работала юрисконсультом. А вскоре с юридической карьерой было покончено навсегда. Консерваторский педагог настаивала: если хочешь состояться как певица, надо делать выбор. И я сделала.

— Спустя годы никогда не пожалели об этом?

— Нет, нет и нет! Конечно, театр — это мое все.

— Наверное, это было понятно с ранних лет, ведь у вас и мама была певицей.

— Маме не пришлось петь на профессиональной сцене. Сначала я была маленькая, потом война, а после нее семье пришлось много ездить, отец был геологом, начальником экспедиции. Сначала его направили в Караганду, затем — в Семипалатинск. Там, кстати, мама солировала в Доме учителя, где был хор и где часто собиралась городская интеллигенция. Музыку я слышала с детства и пела с трех лет. Став постарше, ходила во все кружки в Доме пионеров — танцевальный, драматический, сольного пения, но не связывала это с будущей профессией. Уже в 10-м классе, а школу я заканчивала в Иркутске, преподаватель музучилища, у которой я занималась, посоветовала мне серьезно учиться вокалу. Вот тогда-то я и решила: раз серьезно, то ехать надо только в Москву. Правда, в Москве меня тогда не поняли…

— Но спустя некоторое время уже не могли не заметить. Я имею в виду вашу встречу со знаменитым Иваном Семеновичем Козловским и его чудесный комплимент в ваш адрес.

— Это было в 1966-м. Я уже год пела в Свердловской опере и отправилась с театром на первые в моей жизни гастроли в Москву. Мы работали в зале Кремлевского Дворца съездов. Спектакль "Богема". Я пела Мюзетту. После спектакля вдруг стук в мою гримерку. Зашла солистка Большого театра Глафира Диомидова, ведя под руку мужчину. Я глазам своим не поверила: Иван Семенович Козловский! Седой, в пиджаке букле. Подошел, поцеловал мне руку и сказал: "Вы — шампанское!" Заметив его, сбежались артисты. Козловский спросил: "Вы — наша?" — имея в виду московскую ли консерваторию я заканчивала. А все вокруг зашумели: нет, она — наша, свердловская… Он пробыл недолго. Что еще тогда говорили, не помню, так была взволнована.

— У вас замечательная, необычная, звучная фамилия. Расскажите о ее происхождении.

— Это фамилия моего дедушки, он усыновил моего папу. Дедушка Ференц Гайда был венгр, мадьяр. В Первую мировую войну он попал в плен, а когда появилась возможность вернуться на родину, решил навсегда остаться в России. На русский манер дедушку называли Францем Ивановичем. Фамилию деда и отца я решила не менять. Когда замуж выходила, сразу сказала: оставляю свою. Во-первых, она красивая, а во-вторых, с ней к тому времени я уже была довольно знаменитой девушкой Свердловска и Свердловской области, солисткой оперы.

— С Юрием Бастриковым вы поженились еще студентами консерватории, и именно за мужем, тогда молодым оперным солистом, ставшим впоследствии народным артистом Беларуси, вы приехали в Минск.

— Да. Оперному театру требовался баритон, был объявлен конкурс, муж приехал прослушиваться в Минск, и был принят в труппу. Можно сказать, меня в оперный взяли как приложение к Юрию Бастрикову. В принципе, мой голос театру был не нужен. На его сцене тогда блистали Тамара Нижникова, Людмила Златова, и репертуар для меня был не очень большой. Поэтому, когда в 1970 году меня пригласили в открывающийся Белорусский театр музыкальной комедии, я сказала: "Все, муж, это — судьба". И вот уже больше 40 лет я с этим театром.

— С Юрием Георгиевичем вы прожили долгую и счастливую семейную жизнь. Наверное, знаете секрет женского счастья?

— Мы были вместе 47 лет. Но секрета не знаю. Наверное, все зависит от человека, с которым живешь. Юрий был замечательным, никогда никому не завидовал, всегда радовался моим успехам, и, считаю, то, чего я достигла, получилось во многом благодаря его поддержке и помощи. Он был очень внимательным отцом для нашей дочери и вообще очень помогал мне по жизни. Я не люблю и не умею готовить. Для меня любая черновая работа — мыть, трясти — пожалуйста, но только не кухня… Он всю жизнь готовил, ходил за продуктами на рынок, по магазинам и не считал это чем-то зазорным, для него это не составляло особого труда. Вот теперь, когда Юры уже скоро год как нет и мы остались вдвоем с его мамой, которой 95 лет, приходится все делать самой. Тяжело, конечно, но стараюсь привыкать потихонечку.

Знаете, чем больше проходит времени с момента смерти мужа, мне все больше его не хватает. Помню, раньше, особенно в первые годы супружества, мы все время были вместе — в консерватории, в театре, изо дня в день. Я как-то даже предлагала разъехаться хотя бы на время отпуска, потому что казалось, что вижу в нем уже только одни недостатки. Но с годами чем дольше мы жили вместе, тем больше мне хотелось быть с ним рядом. Я приезжала на гастроли и чувствовала, что скучаю.

— Большая любовь — сразу и на всю жизнь, об этом многие только мечтают…

— Не знаю, как насчет вспыхнувшей большой любви. Я, например, всегда считала, что любить не умею, очень быстро всегда разочаровывалась в избранниках. И замуж поэтому долго не хотела выходить. Потом просто время пришло, а Юра как-то так по-особенному ухаживал, что я решила попробовать — вдруг получится. И получилось благодаря ему. Вообще, мне кажется, что любовь — это чувство, которое появляется все же со временем, не сразу, а когда проживешь вместе много лет, когда улягутся молодые страсти, когда начинаешь понимать, что именно этот человек тебе нужен, его ты уважаешь, с ним тебе тепло. Тогда, анализируя совместные годы, наверное, можешь сказать: "Да, все-таки у нас была любовь".

— У вас двое внуков. Кто-нибудь из них певческую династию продолжает?

— К сожалению, нет. Ни дочь, ни внучка, ей 18. Внуку Данечке — пять. Я сейчас редко его вижу, при мне он не пел, но дочь говорит, в детском садике выступает, поет и танцует. Так что насчет продолжения надежды еще не теряю.

— Как сегодня складываются ваши отношения со сценой? Хватает ли ролей, не скучаете ли по времени, когда их было с избытком?

— Нет, не скучаю. Потому что всему свое время. Когда я ушла из амплуа молодых героинь, а ушла я достаточно поздно, в 50 лет, хотя еще была в хорошей форме, физической и вокальной, в театре поговаривали, что все это капризы примадонны. Но я понимаю, что это возраст. Потому и хотела уйти раньше, чем начали бы говорить, мол, не надо ей больше играть такие роли. У меня у самой уже не было желания играть первую любовь. Стало неинтересно. Так что переход на героинь — женщин без возраста получился спокойным. Конечно, сейчас я не играю, как раньше, по 20–25 спектаклей в месяц, но и не хочу столько. Мне вполне достаточно шести, семи, бывает, девяти спектаклей с учетом концертных программ. К счастью, в театре они есть, потому что просто выходить самой на сцену и петь — это я люблю и хочу с возрастом все больше и больше. А еще хочется сыграть и спеть роль драматическую, даже с трагическим уклоном. Может, случится, и напишет кто-нибудь?

— Что вы сейчас репетируете?

— "Подлинную историю поручика Ржевского". Ожидается хороший водевиль. Я играю маму Ржевского. Сначала прочла сценарий и огорчилась: что там играть — "Сыночек, Сашенька" да "Шампанского неси, Глаша!". А потом питерский композитор Владимир Баскин написал для меня номер, режиссер спектакля Сусанна Цирюк сцену придумала. Говорит, у всех романы, и у вашей героини должен быть. Я поначалу сомневалась, но она настояла: зачем, говорит, нам старух играть? Действительно, зачем? Любви-то все возрасты покорны. Я согласилась. Так что буду на сцене грезить о любви…

Ирина СВИРКО.
Рэспубліка. – 2012. – 16 июня.