« Назад
Русский театр с литовским акцентом
К хорошему зритель привыкает быстро. А если это хорошее периодически повторяется, то воспринимается как само собой разумеющееся. Хотя та обширная и многогранная деятельность руководства Белорусского академического музыкального театра по налаживанию творческих международных связей и привлечению на свою сцену коллективов из других стран – не сам собой разумеющийся факт, а результат поиска и инновационного подхода к выстраиванию театрального процесса в современных условиях.
Но зритель этой работы не видит. Он видит только то, что с каждым годом на сцене театра появляется все больше зарубежных коллективов с новыми, интересными, а подчас и спорными постановками, о которых наши театралы ранее только слышали. О хорошо отлаженном механизме сотрудничества и обменных гастролей со многими российскими театрами уже писалось немало, в том числе и на страницах данного издания. Но грани международного сотрудничества Белорусского музыкального театра гораздо шире, например, в последние годы оно активно развивается с театрами Литвы и Латвии. И сегодня речь пойдёт о творческих связях с Русским драматическим театром Литвы – единственным государственным русскоязычным театром в этой стране.
С 2009 года его возглавляет мэтр литовского театрального искусства Йонас Вайткус, среди множества наград которого – Государственная премия Литвы, государственные премии Советского Союза, Национальная премия Литвы и высшая театральная награда Литвы – Золотой сценический крест. Йонас Вайткус хорошо известен в Европе, он преподавал актерское мастерство в театральных учебных заведениях в Польше, Норвегии, Финляндии, Дании, а также в США. Продвинутые театралы могли видеть его постановки на международных театральных фестивалях, проходящих в Беларуси, но нашему широкому зрителю они были не знакомы. Однако в феврале 2015 года положение изменилось: благодаря достигнутым договоренностям было подписано Соглашение о сотрудничестве между Белорусским государственным академическим музыкальным театром и Русским драматическим театром Литвы.
Наш театр первым совершил поездку в Вильнюс в мае того же года, показав литовским зрителям национальный мюзикл "Софья Гольшанская" Владимира Кондрусевича, завоевавший звание лауреата Национальной театральной премии Беларуси. Выбор этого спектакля был не случаен – в нем фигурируют государственные деятели некогда общего для нас государственного образования – Великого Княжества Литовского.
А в ноябре того же, 2015 года, белорусский музыкальный театр в рамках расширенной пресс-конференции принимал почетного гостя – руководителя Русского драматического театра Литвы Йонаса Вайткуса. Участники конференции имели возможность с первых уст узнать об общих тенденциях в развитии европейского театрального процесса и о его конкретных проявлениях в театрах Литвы. Говоря о предстоящих обменных гастролях, Йонас Вайткус отметил, что для него важно понять, как в Минске вообще воспримут литовский театр, традиции и эстетика которого отличаются от белорусского, а также по возможности найти те точки соприкосновения, которые нас объединяют. Нельзя было оставить без внимания и слова директора Белорусского музыкального театра Александра Петровича, что зрительская культура в Литве намного выше, чем у нас, и нам следует серьезно задуматься, что здесь зависит от менталитета, что от общественного уклада, а что – от театра. В любом случае, знакомство зрителя с новыми постановочными решениями известных произведений будет способствовать расширению его представлений о разнообразии театральных школ и направлений, а также пробуждению новой волны интереса к классическому наследию.
Вскоре после пресс-конференции состоялись и первые обменные гастроли, выпавшие на юбилейный, 70-й сезон Русского драматического театра Литвы. В Вильнюс наш театр повез самые популярные произведения из классического опереточного и современного мюзиклового репертуара, а литовские гости привезли свои наиболее яркие постановки из русской и мировой классики, созданные в последний период (три из четырех гастрольных спектаклей были поставлены Йонасом Вайткусом).
Бесспорно, интересно было увидеть трактовку литовским театром самого известного и популярного произведения Пушкина – "Евгения Онегина". К тому же, именно минскому зрителю выпала честь первым оценить этот спектакль и прочувствовать его литовский дух, так как ранее за границу его не вывозили. Как и говорил Йонас Вайткус, спектакль оказался непростым для восприятия, но способным притягивать и удерживать внимание. Да, он поставлен по произведению Пушкина, но отнюдь не по знакомому нам принципу русского психологического театра. Для его адекватного восприятия просто необходимо включить ассоциативное мышление и воображение. Это многогранная, масштабная музыкально-сценическая композиция с большим количеством исполнителей, в которой переплетаются элементы драмы, оперы и балета. И здесь не так важно взаимодействие отдельных персонажей, тем более что они имеют своих двойников, как слаженная ансамблевая игра. Отличительная черта этого спектакля заключается именно в его ансамблевости. Не все зрители с пониманием воспринимают персонажей-двойников (на сцене два Онегина, две Татьяны, два Ленских, две Ольги…) Но некоторым такой режиссерский ход кажется очень интересным: языком танца и вокала двойники передают скрытые мысли и чувства этих персонажей. Но основных героев всё же нельзя не отметить: Евгению Гладий в роли Татьяны и Валентина Новопольского в роли Онегина.
Исключительным достоинством постановки является ее музыкальное оформление с использованием музыки Сергея Прокофьева, написанной композитором в 1936 году к спектаклю "Евгений Онегин", премьера которого должна была состояться на сцене московского Камерного театра. Но цензура спектакль не пропустила, а написанная к нему музыка долгие десятилетия лежала под спудом. Впервые эта музыка прозвучала со сцены только в 2012 году в США, когда литературный текст романа сопровождался танцем. А в Европе "Евгений Онегин" с музыкой Прокофьева был впервые представлен в 2013 году в спектакле Русского драматического театра Литвы, который белорусскому зрителю и посчастливилось увидеть. Музыкальный редактор Рита Мачилюнайте за свою работу над этим спектаклем получила высшую театральную награду Литвы – Золотой сценический крест.
Пьеса Михаила Булгакова "Зойкина квартира" в представлении не нуждается. Этот спектакль, насыщенный жизненными парадоксами и гротескными характерами, поставил известный литовский режиссер Роландас Аткочюнас, который успешно сотрудничает со многими зарубежными театрами. В данной постановке получился очень удачным результат его совместной работы со звездой латышской сценографии Мартиньшом Вилкарсисом. Никакой сложности в восприятии этого спектакля нет – в целом все по Булгакову, но одновременно все же ощущается зарубежный дух и колорит постановки, что само по себе интересно. Очень впечатляет изобретательная и стильная сценография, в одном ключе с которой воспринимается работа художника по костюмам Йоланты Римкуте. В результате перед зрителем предстает целая галерея стильных дамских нарядов времен НЭПа – ведь действие разворачивается якобы в швейной мастерской, которую хозяйка превратила в дом свиданий. В роли предприимчивой и бесшабашной Зои Пельц – хозяйки загадочной квартиры – предстала одна из самых ярких актрис театра Инга Машкарина. А сопровождается все это феерическое действо удивительной, "говорящей" музыкой признанного мастера литовских театральных мелодий Гедрюса Пускунигиса.
Следующая постановка Йонаса Вайткуса – музыкальный спектакль "Елка у Ивановых" по пьесе Александра Введенского – вызвала бурю эмоций, и в основном негативных. Мало сказать, что это крайне эксцентричное представление, шокирующая пьеса, написанная в традициях театра абсурда, перемещает зрителя в мир абсолютного безумия. Да, многие с возмущением покидали зал, но напрасно они во всем обвиняли литовский театр. Создатели спектакля работали над пьесой русского автора, написанной в 1938 году, к тому же впервые в Литве поставили ее на языке оригинала. То есть, можно сказать, что литовский театр возвращает русскому зрителю его же автора, запрещенного в годы сталинских репрессий.
Александр Введенский – яркий представитель русского авангардизма, один из основоположников абсурдистского направления в литературе. "Время. Смерть. Бог" – так он определял главные темы своего творчества. И его иррациональная пьеса "Елка у Ивановых", в центре которой находятся именно эти глобальные категории, но где нарушаются все законы логики и дискредитируется обыденное сознание, рядовым зрителем воспринимается не иначе как бред. Здесь возможно все: собака говорит стихами, врач из сумасшедшего дома считает себя ковриком, а отрубленная голова общается со своим телом… Основные действующие лица пьесы – "мальчики" и "девочки" в возрасте от 1-го до 82-х лет. Низведенные до карикатурности персонажи мечутся в ожидании чудесного Рождества, и во время предпраздничного купания нянька хватает топор и отрубает голову развратной 32-летней девочке… Среди такого обличительного сумасшествия неожиданно появляется мальчик с бенгальским огоньком в руках, и кажется, что выход из этого абсурда ещё возможен. Но звучат слова "Где ваша смерть?", подчеркивающие скоротечность времени и недолговечность бытия. И тут мальчики и девочки начинают один за другим повторять: "Как же умереть охота!.." И умирают – спокойно и абсурдно.
В этом феерическом синтетическом действии, которое можно назвать полуоперой-полуперформансом, задействовано полсотни исполнителей, которые большинство своих актёрских задач выполняют при помощи музыкальных выразительных средств. Спектакль стал лауреатом награды Золотой сценический крест в четырех номинациях, которых удостоились режиссёр-постановщик Йонас Вайткус, композитор Альгирдас Мартинайтис, художник-постановщик Йонас Арчикаускас и исполнитель роли няни Валентин Новопольский.
О неоднозначном восприятии зрителями спектакля режиссёр рассуждает так: "Видимо, некоторых сбило с толку название – думали, что увидят какую-то лирическую рождественскую историю. Зал явно покидали те, кто ничего не знал ни об авторе, ни о его пьесе. А когда человек сталкивается с тем, чего не знает и не понимает, то он, как правило, возмущается. К тому же здесь нужно еще не бытовое, а ассоциативное восприятие постановки. В общем, у меня сложилось ощущение, что многие из минских зрителей не готовы читать язык такого театра, и нам нужно делать выводы…"
И завершались гастроли трагедией "Король Лир" Уильяма Шекспира в постановке Йонаса Вайткуса. Интересно, что в этом спектакле использовался не классический перевод Бориса Пастернака, а новый перевод Григория Кружкова, который режиссеру показался ближе. И что характерно, пьеса идет полностью, без никаких сокращений, что на сегодняшний день уже и не привычно. Ведь сокращают даже не столь длинные пьесы, а шекспировские и подавно. В результате продолжительность спектакля получилась почти четыре часа.
"Король Лир" считается самой амбициозной постановкой этого театра. Ее сценическое решение очень специфическое: полное отсутствие декораций, реквизита и, можно сказать, костюмов. Все актеры, и мужчины и женщины, одеты в одинаковые, плотно облегающие трико телесного цвета, так что поначалу их тела кажутся вообще обнаженными, как бы похожими на эмбрионов. Однако всё окупается тщательно продуманным и можно даже сказать высокохудожественным сценическим освещением.
Замысел режиссера понятен – в центре внимания должен быть не театральный антураж, а гениальная классическая пьеса. И подход его к воплощению этой пьесы подчеркнуто классический. В спектакле говорится не только о старости и трагедии отдельной личности, в нем вскрываются и более обширные темы и понятия. Король Лир предстает капризным деспотом лишь в самом начале, но вскоре, столкнувшись с правдой жизни, он меняется, становясь человечным и с изумлением глядя на человеческие пороки. В этой роли блистательно выступил известный актер театра и кино Витаутас Анужис.
На престижном театральном фестивале в Рокишкисе этот спектакль был назван лучшим спектаклем фестиваля, а Витаутас Анужис – лучшим исполнителем мужской роли.
Просто нельзя было не поразиться, насколько разными по стилю, эстетике и принципу постановки оказались спектакли Йонаса Вайткуса и насколько широк и разнообразен его творческий диапазон, хотя мы увидели только три его вещи. Очень сильными были и многие актерские работы в спектаклях, и зритель искренне радовался, увидев понравившегося актера в следующей постановке. И конечно, нельзя было не заметить, что, в принципе, к нам приехал другой, отличный от нашего театр, порой не совсем понятный, но зато притягательный своей новизной.
А в начала текущего сезона, в сентябре, прошли очередные обменные гастроли. Правда, они были не столь продолжительными: наш театр представил в Вильнюсе две постановки на музыку популярного российского композитора Гельсят Шайдуловой – мюзикл для детей и взрослых "Приключения Кая и Герды" и балет "Клеопатра", а гости из Литвы привезли один, но зато очень резонансный спектакль "Сволочная любовь", поставленный по широко известной повести российского писателя Павла Санаева "Похороните меня за плинтусом".
Но прежде чем говорить, насколько удался этот спектакль, нужно хотя бы вкратце остановиться на его первооснове – самой повести, которая и принесла молодому автору широкую литературную известность. Хотя в кинематографических кругах он был известен давно – сын заслуженной артистки РСФСР Елены Санаевой, внук народного артиста СССР Всеволода Санаева, пасынок народного артиста СССР Ролана Быкова, он ещё в школьные годы снялся в широко известном фильме своего отчима "Чучело", а после окончания ВГИКа стал успешно проявлять себя в качестве актёра, режиссёра и сценариста.
Повесть "Похороните меня за плинтусом" была написана в 1994 году, впервые опубликована в журнале "Октябрь" в 1996 году и удостоена премии журнала за этот же год. Отдельным изданием повесть вышла в 2003 году, а в 2010-м была выпущена её расширенная версия. Общий тираж этой книги превысил полмиллиона экземпляров, а её автор стал обладателем премии "Триумф".
Сегодня Павел Санаев входит в первую десятку самых популярных современных писателей России, а его повесть стала действительно культовым произведением. Имеется официальный сайт книги "Похороните меня за плинтусом", её обсуждение не утихает в различных сообществах и фан-клубах. Книга переведена на немецкий, французский, итальянский, польский, болгарский, финский, эстонский языки. По её мотивам поставлены спектакли во многих театрах России и за её пределами, а в 2009 году российский режиссёр Сергей Снежкин поставил одноимённый фильм, в котором снялись такие звёзды, как Алексей Петренко, Светлана Крючкова, Мария Шукшина.
Эту повесть начинающий писатель закончил в 25 лет, хотя начал её гораздо раньше, в 16-летнем возрасте. Она носит автобиографический характер, и все её персонажи имеют реальных прототипов из окружения семьи. Посвящается книга Ролану Быкову, который очень многое сделал для развития и становления своего пасынка, и, главное, всеми силами поощрял его писательские наклонности.
В центре повествования – сам будущий писатель в детские годы, которые прошли под тяжелейшим прессом домашней тирании, чинившейся его родной бабушкой. "По Фрейду я должен был вырасти клиническим идиотом с глубинным комплексом неполноценности, – рассказывает Павел Санаев в одном из своих интервью. – Маме, связавшей жизнь с Роланом Быковым, меня не отдавали. Дедушка считал, что у него украли дочь и, применяя кинематографический термин, говорил, что они вместе "не монтируются". Бабушка утверждала, что мама живет с "карликом-кровопийцей", который хочет забрать дедушкину машину, гараж и квартиру, а меня погубить как потенциального наследника. Самому потенциальному наследнику бабушка прочила кладбище не позднее шестнадцати лет".
Страницы книги изобилуют этими "пророчествами". Мальчик, который фигурирует в книге под именем Саша, уже с четырёх лет знал, что долго не проживёт, потому что его организм гнил изнутри от всех мыслимых и немыслимых болезней. Свои пророчества бабушка подкрепляла постоянными проклятиями: "Чтоб ты заживо в больнице сгнил! Чтоб у тебя отсохли печень, почки, мозг, сердце! Чтоб тебя сожрал стафилококк золотистый"! Мальчик также был просвещён насчёт того, почему он идиот: в его голове сидел этот самый золотистый стафилококк, который пожирал мозг и гадил туда. А с уже подросшим внуком бабушка делилась своими воспоминаниями: "Сидишь в манежике, бывало, зассанный весь. Ручками машешь и кричишь: "Я дидивот! Я дидивот!" Я подойду, сменю тебе простынки. Поправлю ласково: "Не дидивот, Сашенька, а идиот". А ты опять: "Дидивот! Дидивот!" Такая лапочка был". Однако этот "дидивот" с малых лет отличался недетской сообразительностью: просил бабушку читать ему книжку, потому что во время чтения она не кричала. И ещё у него была очень странная мечта – чтобы его похоронили за плинтусом в маминой квартире. Он, видимо, думал, что если за плинтусом покоятся отравленные мыши, то там хватит места и для него. А попасть на кладбище он страшно боялся – бабушка очень красноречиво живописала, как в глубокой, тёмной и холодной могиле его будут разъедать черви. "Когда мне пришла в голову такая прекрасная мысль – быть похороненным за маминым плинтусом – то единственным сомнением было то, что бабушка могла меня маме не отдать. А видеть из-под плинтуса бабушку мне не хотелось. Чтобы решить этот вопрос, я так прямо у бабушки и спросил: "Когда я умру, можно, меня похоронят у мамы за плинтусом?" Бабушка ответила, что я безнадежный кретин и могу быть похоронен только на задворках психиатрической клиники".
Безнадёжный кретин потихоньку подрастал, но отправить его в семь лет в школу бабушка категорически отказалась. И хотя мальчик пошёл в первый класс переростком, он панически боялся своих младших по возрасту одноклассников, а чтобы с ним ничего во время перемены не приключилось, по просьбе бабушки учительница запирала его в классе одного. Впрочем, в школу он ходил не часто, не больше семи-десяти дней в месяц, а в остальное время если не болел, то ездил с бабушкой по профессорам и гомеопатам. А гомеопатию нужно было принимать строго по расписанию шесть раз в день, и это было веской причиной для того, чтобы в школу не идти. Поэтому и школьные, и домашние задания мальчик выполнял дома под бдительным бабушкиным оком. Автор книги в своём интервью приводит пример таких занятий: "Бабушка считала, что тетрадь должна быть без помарок, и стояла надо мной с лезвием бритвы. Бритвой она выцарапывала ошибки, которые мне случалось делать, после чего я аккуратно исправлял их под грохот ее проклятий и писал дальше. В повести есть показательный пример, как я написал "хороша дорога прИмая". "Третий год на бритвах учишься, чтоб тебе все эти бритвы в горло всадили!" – кричала бабушка, выскребая ошибочную букву "и". Я переправил ее на "е", но оказалось, что "прЕмая" дорога тоже не годится. Желая, чтобы прямая дорога мне была только в могилу, бабушка стала скрести бумагу снова, проскребла лист насквозь и заставила меня переписывать всю тетрадь заново".
Так же лаконично, но ёмко автор показывает и бытовую сторону своего существования. Взять хотя бы его рассказ о купании, с которого и начинается повесть: "Вам, наверное, покажется странным, почему я не мылся сам. Дело в том, что такая сволочь, как я, ничего самостоятельно делать не может. Мать эту сволочь бросила, а сволочь постоянно гниет, и купание может обострить все ее сволочные болезни. Так объясняла бабушка, намыливая мочалкой мою поднятую из воды ногу.
– Не нога, а плётка. Спрячь под воду, пока не остыла. Другую давай… Руки теперь. Выше подними, отсохли, что ли? Встань, пипку вымою.
– Осторожно!
– Не бойся, все равно не понадобится! Развернись, спину потру.
Я развернулся и уткнулся лбом в кафель.
– Не прислоняйся лбом! Камень холодный, гайморит обострится.
– Жарко очень.
– Так надо.
– Почему никому так не надо, а мне надо? – Этот вопрос я задавал бабушке часто.
– Так никто же не гниет так, как ты!"
А дальше строго по хлопку бабушки дедушка вносил в жаркую ванную горячий рефлектор, потому что наставал черёд вытирания, и гнилая сволочь могла при этом простыть. Финал водной процедуры оказался трагикомическим: рефлектор прожёг чистошерстяные дефицитные колготки, которые бабушка натягивала на мокрые ноги своего идиота, а он, уже вытертый и укутанный, не устоял на высоком стуле и с грохотом полетел назад в ванну. При этом, не без участия засуетившегося дедушки, горячий рефлектор опрокинулся на бабушку. О силе разбушевавшейся после этого стихии можно уже догадаться…
Автору удалось найти такой удивительный литературный приём, когда о тяжелом, страшном и гнетущем он рассказывает как о комически абсурдном, как будто отстраненно от своих переживаний, без ноток жалостливости и осуждения. Но при этом он всё же предчувствует недоумение читателя: "Уверен, найдутся люди, которые скажут: "Не может бабушка так кричать и ругаться! Такого не бывает! Может быть, она и ругалась, но не так сильно и часто!" Поверьте, даже если это выглядит неправдоподобно, бабушка ругалась именно так, как я написал. Пусть ее ругательства покажутся чрезмерными, пусть лишними, но я слышал их такими, слышал каждый день и почти каждый час. В повести я мог бы, конечно, вдвое сократить их, но сам не узнал бы тогда на страницах свою жизнь, как не узнал бы житель пустыни привычные взгляду барханы, исчезни вдруг из них половина песка. Я и так убираю из бабушкиных выражений все, что не принято печатать".
Но, несколько забегая вперед, отметим: те выражения, которые не принято печатать, в спектакле порой звучат, вплетаясь в бабушкины традиционные ругательства. Однако ожидаемого эффекта они не производят, потому что блекнут на фоне истошных воплей и изощренных проклятий. А тех неслыханных бабушкиных "комбинаций", о которых автор лишь упоминает, никто просто не в состоянии воспроизвести.
Эта попытка преподнести образ бабушки как можно более правдиво – единственное, что коробит в спектакле, потому что по своей сути и форме он – литературный. Инсценизация повести сделана так, что в постановку введен образ автора, который постоянно присутствует на сцене и произносит авторский текст, рассказывая таким незамысловатым образом о себе самом в детстве (приём далеко не новый). А когда дело доходит до монологов и диалогов, то в действие вступают соответствующие персонажи: автор-мальчик, его бабушка, изредка появляющийся дедушка и совсем редко – мама.
Так возникает интересный синтез традиционного и новаторского в подаче материала: авторский текст формирует действие и саму сценическую обстановку, свободно перемещая временные и пространственные планы. А персонажам остается лишь произносить свои монологи, даже не вступая во взаимодействие друг с другом (что напоминает дальнейшее чтение текста в лицах). В результате такого постановочного приема перед зрителем разворачивается так называемая бесконтактная игра актеров, в чем и заключается основная изюминка спектакля.
Режиссером этой постановки является Агнюс Янкявичюс – ученик Йонаса Вайткуса, о чём можно догадаться по ходу и развитию режиссёрской мысли в спектакле. Нельзя не заметить и смыслообразующего тандема в работе режиссера и художника-постановщика (Лаура Луйшайтите). По существу, никакой традиционной сценографии в спектакле, оформленном по принципу минимализма, нет. В нем нет даже никакой выгородки, обозначающей, например, комнату бабушки или входную дверь в квартиру дочери, в которую она так неистово ломится, желая вернуть внука. На сцене просто стоят в ряд четыре табурета (по количеству действующих лиц), обрамленные световой рамкой и символизирующие замкнутое жизненное пространство каждого из персонажей. Даже когда между ними происходит диалог, каждый остается на своем месте, и взаимодействие они изображают тоже на расстоянии, при помощи целого арсенала актерских выразительных средств. Для примера приведем небольшой отрывок из текста, который разыгрывается выше описанным способом (речь идет о том, что внук, вырвавшись из дому, заигрался с приятелем, а бабушка подловила его на недозволенном):
"И тут из-за угла вышла бабушка.
— Где ты шлялся? Иди сюда. Пей гомеопатию.
Приятель тут же испарился. Бабушка подошла ко мне… А я – потный!
Потеть мне не разрешалось. Это было еще более тяжким преступлением, чем опоздать на прием гомеопатии! Бабушка объясняла, что, потея, человек остывает, теряет сопротивляемость организма, а стафилококк, почуяв это, размножается и вызывает гайморит. Я помнил, что сгнить от гайморита не успею, потому что, если буду потный, бабушка убьет меня раньше, чем проснется стафилококк".
И вот каждый из персонажей изображает эту сцену со своего "рабочего" места: бабушка "засовывает" руку внуку за шиворот, как будто он действительно, дрожа от страха, стоит перед ней весь потный, а внук, парализованный и пришибленный бабушкиным гневом, сжавшись в комок, "реагирует" на ее действия. Такая "дистанционная" игра, построенная на чистом воображении, требует от исполнителей помимо виртуозной актерской техники очень напряженной внутренней работы – ведь зритель должен им поверить!
При таком принципе постановки основным элементом сценографии выступает экран, стилизованный под фото- или кинопленку, который заменяет на сцене традиционный живописно расписанный задник. На нем по ходу действия периодически появляются соответствующие изображения, расширяющие визуальное и смысловое пространство спектакля, подкрепленные к тому же соответствующими музыкальными заставками. Так при помощи видеопроекции перед зрителем возникает образ автора (актер Валентин Круликовский), который с экрана как бы сходит на сцену.
А что касается персонажей спектакля, то актер Валентин Новопольский в роли внука показывает чудеса перевоплощения: тоненький, в длинном вытянутом свитере и неизменных колготках из чистой шерсти, с толстым шарфом на шее – именно таким он и представляется в повести. И по своей внутренней сути он такой же, каким его выписал автор – как бы отстраненно смотрящий на все, что с ним происходит, и остающийся при этом невероятно притягательным в своем особом, каком-то блаженном состоянии души, что и помогло ему ее не повредить. Особо хочется подчеркнуть актерскую технику этого исполнителя и тонкое чувство меры, помогающее не переигрывать в такой специфической роли.
Но центральным в спектакле оказался все же образ бабушки. Для молодой актрисы Инги Машкариной эта роль была сложна уже тем, что она – возрастная. Однако чисто визуально облик этого персонажа получился настолько убедительным, что даже при желании придраться не к чему. Вообще роль бабушки и в психологическом, и в эмоциональном плане сильно сгущена, сценически очень выпукла и исполняется, можно сказать, на одной ноте: артистка её просто прокричала.
Образ дедушки (Владимир Дорондов) в спектакле получился как бы вспомогательным. В общем-то таким он выписан и в повести: дедушка в семье ничего не решает, ни во что не вмешивается, ведет себя смирно и на удивление невозмутимо по отношению к бабушке. Если он и появляется в действии, то только для того, чтобы внести дополнительные характеристики в образ бабушки. "Отличницей была, острословкой, заводилой в любой компании, – сетовала бабушка, вычищая из чайника плесень, – парни обожали. "Где Нинка? Нинка будет?" Во все походы брали, на все слеты… Встретила тугодума – за что, Господи? Превратилась в идиотку". По всему видно, что мужа своего она никогда не любила и уж тем более не ценила, называя его не иначе, как "старик вонючий". И умудрялась изводить даже тем, что он захламил дом никому не нужными подарками и сувенирами, которые привозил из своих многочисленных поездок. "Нет, я думала, большего болвана, чем твой дедушка, в природе не существует, но ты и его перещеголял", – постоянно твердила она внуку, отношение к которому вообще не поддается никакому объяснению. А дочь свою она просто ненавидела и постоянно внушала эту ненависть ребенку. Она сходила с ума от одной только мысли, что внук после ее смерти "достанется" матери. Однако образ мамы (Юлия Крутко) в спектакле вообще схематичный и появляется в действии чисто ситуационно. Кстати, и в повести он не наделен особой действенной силой.
Конечно, в спектакле фабула произведения сужена, однако это особенно не влияет на его содержательную часть (сюжета в традиционном понимании здесь нет). Отличие постановки от литературной основы заключается в подмене жанра. Повесть воспринимается как трагикомедия, в ней даже есть лирические вкрапления, а спектакль – сплошная, прямолинейная трагедия, без никаких оттенков и полутонов. И не понятно, почему он называется "Сволочная любовь" – любовью там и не пахнет. Логичнее было бы название "Сволочная опека". Потому что бабушка любит не внука, а свою власть над ним. И печётся она не столько о здоровье ребенка, сколько о расширении способов его подчинения и подавления, без чего она сама не может жить. И когда в конце концов матери удаётся забрать мальчика к себе, то бабушка, потеряв источник своих жизненных сил, просто умирает.
Этот спектакль был поставлен в 2010 году и тогда же получил главный приз на Фестивале профессиональных театров имени Дали Тамулявичюте. В следующем году он был выдвинут на соискание "Золотого сценического креста" в двух номинациях: главная женская роль и сценография и костюмы. На традиционном театральном фестивале в Рокишкисе спектакль получил приз зрительских симпатий, а актриса Инга Машкарина была награждена за лучшую женскую роль.
Следующие обменные гастроли запланированы на конец ноября. Наш театр снова повезет в Вильнюс классические оперетты – Штрауса и Кальмана, которые востребованы литовским зрителем, а также детский мюзикл Алексея Рыбникова "Буратино.by".
А среди спектаклей, которые привезет литовский театр, на этот раз не будет постановок Йонаса Вайткуса, не будет также абсурдистских и слишком авангардных постановок. Ведь руководитель театра в свой первый приезд в Минск говорил, что первые гастроли – это своего рода прощупывание почвы и нахождение точек соприкосновения как с белорусским театром, так и с белорусскими зрителями.
Итак, в гастрольной афише Русского драматического театра Литвы первой будет психологическая драма современного российского драматурга Ивана Вырыпаева "DREAMWORKS". Поставил этот спектакль молодой, но уже известный латышский режиссер Георгий Сурков – лауреат главной театральной премии Латвии „Spēlmaņu Nakts“ ("Ночь лицедеев").
Следующий спектакль – психологическая комедия французского драматурга Франсиса Вебера "Ужин дураков". Эта, на первый взгляд легкая комедия положений, построенная на остроумных диалогах, представляет собой психологическое исследование того, как желание унизить другого, пусть даже самым тонким способом, оборачивается собственным посрамлением.
Поставил спектакль режиссер из Франции Михаил Полищук, который и перевел пьесу на русский язык.
И для самых маленьких зрителей будет показана сказка Самуила Маршака "Кошкин дом" в постановке российского режиссера Алексея Утеганова. Это настоящая детская пьеса с большим количеством действующих лиц, которая отличается простым слогом и легкой рифмой, поэтому будет не трудной для восприятия даже детям дошкольного возраста.
Зоя Лысенко
"Нёман" №10, октябрь 2016
|
