« Назад
Сергей Микель: "Если плывешь против течения, лучше видишь свою цель"
Ученик Валентина Елизарьева Сергей Микель рассказал "Салідарнасці", можно ли спорить с постановщиком, как можно духовно расти благодаря светлым краскам, и двигает ли современное искусство человечество вперед.
Валентин Елизарьев о Сергее Микеле:
"Он оказался студентом мыслящим. Он, конечно, за время обучения проявил себя как миниатюрист, но это и понятно, студенты редко ставят большие спектакли. Сейчас он должен поставить в Музыкальном театре спектакль "Вишневый сад" на музыку Чайковского, Свиридова и Ходоско. И мне кажется, спектакль придуман очень интересно. Поэтому верю в него, и очень хочу, чтобы он развивался и дальше.
Мыслит он нестандартно, что приятно. Вы знаете, у него такое, что немаловажно в наше время, светлое мироощущение. И несмотря на то, что иногда ставит очень трагические работы, тем не менее, он такой очень светлый человек.
Ну, и вы знаете, что он обладатель Гран-при и лауреат нескольких международных конкурсов. Последний международный конкурс был в Алматы, где он получил диплом и звание лауреата, в этом дипломе написано "За лучшую современную хореографию". Мне кажется, что это очень почетно, достойно и говорит о том, что он развивается и что теперь его замечают не только у нас, но и в зарубежном профессиональном мире".
***
– Сергей, что для тебя значит быть учеником Валентина Елизарьева?
– Для меня это большая честь и большой подарок. Я совершенно не ожидал, что моя жизнь сложится именно так, а не иначе. Это меня постоянно подстегивает и держит в тонусе, все время движет вперед и заставляет держать марку – нужно соответствовать своему учителю и такому человеку, как Валентин Николаевич.
Кстати, когда я поступал в Академию музыки, то не знал, что именно Валентин Николаевич набирает курс. И до последнего не был уверен, поступлю ли я вообще, не говоря уже о том, что смогу учиться у Валентина Елизарьева.
– Как ты сам себя оцениваешь?
– О себе могу сказать лишь то, что я люблю работать и могу работать. Мне нравится то, чем я занимаюсь, это и постоянный тренаж мысли, и постоянное подталкивание себя к результату. Это не может не принести свои плоды.
– Работать с Валентином Елизарьевым… Не значит ли это, что приходится постоянно наступать на горло собственной песне, потому что просто глупо спорить с видением Мастера?
– Абсолютно не так! Валентин Николаевич дает своим ученикам полную свободу в мыслях и действиях.
Во время занятий по специальности даже на младших курсах Валентин Николаевич давал нам определенную тему, к примеру, "Франческа да Римини" Чайковского, либо "Грозу", либо что-то из "Щелкунчика", а сочиняли мы всегда сами. Мы сами решали, что это должно быть – либо классика, либо современная хореография, либо модерн, либо что-то еще.
– Свобода и хамство – часто отождествляемые понятия, проходит ли подобная "анархия" у Валентина Елизарьева?
– Нет, Валентин Николаевич постоянно говорит нам, и я это уже начал понимать, что свобода фантазии и какие-то идиотские выходки со стороны постановщика – дела разные.
Творческая свобода ни в коем случае не может заключаться лишь в эксцентрике и потаканию обывательскому и опираться лишь на принцип "я так вижу, потому что иначе просто не умею". Не в этом заключается проявление свободного духа постановщика.
Этика и культура Валентина Николаевича допускают сценические прочтения жизни во всем многообразии ее проявлений – жизнь есть жизнь, учит нас Мастер, и жизнь не может быть другой: более идеальной, более удобной по чьим-то представлениям. Но добра и созидания в основе жизни заложено больше, чем агрессии и разрушений – а иначе жизнь прекратилась бы задолго до появления человечества на земле.
У Валентина Николаевича особенное отношение к теме страдания в искусстве, но нас учат, что не только через боль, но и благодаря светлым краскам можно духовно расти и развиваться. Этот момент особенно важен особенно сегодня, когда со всех сторон на зрителя сплошной стеной наступает негатив.
Могу привести интересный, на мой взгляд, пример: хрупкий и нежный цветок взламывает толщу асфальта, прокладывая себе путь к солнцу, без всевозможных дополнительных усилий и отбойных молотков – лишь силой свой любви к жизни и свету.
Вряд ли раньше, до встречи с Валентином Николаевичем, я понимал силу светлых сил в искусстве. И мне более близко и понятно сейчас многое из того, что создал в свое время на сцене мой учитель.
Внутренняя культура Валентина Николаевича настолько глубока, что нам, его ученикам, можно черпать из нее бесконечно. Это касается не только общих эстетических моментов в искусстве, это на деле проявляется и в конкретных отношениях внутри труппы, в работе с концертмейстерами, декораторами…
Валентин Николаевич учит тому, чтобы мы направляли свои идеи и фантазию не на конкретные рамки пространства, а максимально широко. И если задумывается спектакль, то он должен быть абсолютно "на всю ногу" – и слаженность трупы, и соответствие прочтения декорации, и возможности сцены, и возможности артистов – все должно быть согласовано и во взаимосвязи.
Если честно, то я чувствую себя очень свободно в учениках у Валентина Николаевича – я свободен в своем творчестве, и я свободен во владении своими мыслями и поступками. А это не никак не хамство и не анархия.
– Хореографу нужно постоянно тренировать свой профессиональный мыслительный инструмент, а иначе он просто отмирает за ненадобностью. У вас есть возможности для постановок?
– Да, есть, хоть и не могу назвать это достаточным. Удается ставить номера и за пределами Академии музыки – в хореографическом колледже, к примеру.
Валентин Николаевич всегда говорит, чтобы мы набивали руку, ни от чего не отказывались, и когда возникает возможность поработать с хорошими артистами, не упускали таких моментов, потому что хорошие артисты всегда раскрывают диапазон дополнительных возможностей балетмейстера, делают его более объемным. К сожалению, не каждый творческий замысел может быть осуществлен из-за ограниченных возможностей исполнителей.
– Театр, по-моему, это единственное место на земле, где лишь волевые способности его творческого лидера (главного балетмейстера или главного режиссера) приводят к успеху.
– Это непростой вопрос. Попробую так же неоднозначно ответить.
Можно ли спорить с балетмейстером, с постановщиком? Если я сейчас переведу это на себя, на свой опыт, то могу сказать, что среди артистов, с которыми я сейчас работаю, есть один парень, Максим, который постоянно со мной спорит, постоянно меня критикует (в хорошем смысле), и мне это нравится. Благодаря этому я себя иногда останавливаю и пытаюсь посмотреть на свою работу с совершенно другой точки зрения. И часто мне это помогает увидеть собственные ошибки, пусть даже и не те, о которых мне говорил Максим. Но польза от такой демократии на постановочной площадке все же есть.
Иногда бывает, что появляется какое-то раздражение или даже злость из-за того, что меня постоянно перебивают, не дают закончить хореографическую мысль, но когда критика безобидная, не оскорбительная и не унизительная, то она, скорее, объединяет труппу, чем разъединяет. Тогда это уже становится одним из элементов сотворчества.
– Можно ли представить себе в балете ситуацию, когда, если говорить языком моды, "нитка командует иголкой"?
– У Валентина Николаевича есть такая фраза, он часто ее повторяет: из всех диктатур можно признавать только диктатуру таланта художника, режиссера, балетмейстера. Диктатура таланта – это единственный вид диктатуры, без которой не может существовать ни одно искусство.
Однако в реальной жизни часто можно видеть, когда бездарный, но верткий человек занимает место творческого лидера. Таких назначают на должности лишь потому, что они удобны. Но я убежден, и мировая практика говорит о том же, что таким сложным устройством, такой сферой, как театр (безразлично какого жанра), должен руководить творческий лидер, а не чиновник.
Театр, будь он балетный, либо оперный, либо драматический, держится на личности, на конкретной творческой личности, и только так театр может жить, и тогда у театра могут появиться и свой почерк, и свой стиль, и своя характерная черта – и все это напрямую связано с его творческим лидером.
Мне кажется, что одно всегда подразумевает другое: театр и его творческий лидер – это единый организм. И, соответственно, белорусский балет, – это Валентин Елизарьев.
– Вас учат отстаивать свою позицию? Умение давать сдачи – это непременная часть искусства?
– Да, да, да.
– Кулаками или результатом – признанием публики?
– Только творческим результатом. Не надо даже давать повода, что бы потом не пришлось отбиваться.
Театр – это, по-моему, самая лучшая среда, которая может научить и дипломатии, и драматургии, и умению выстраивать нужную сюжетную линию…
– Безапелляционная уверенность в собственной правоте часто говорит о небольшом таланте. Или уверенность все же признак опыта?
– Сомнения движут талантом. Подвергая сомнению все и вся, и свою работу в первую очередь, ищешь и другие, возможно, более правильные пути.
Лично я – очень сомневающийся человек. Я постоянно думаю о каких-то других вариантах, которые могли бы быть лучше тех, которые я уже придумал. Это как на весах – то вверх, то вниз… Может быть, а может и не быть…
Сомнения – это мое постоянное внутреннее состояние, но я не могу переносить его, свою неуверенность на свою работу – мои артисты должны видеть результат, а не мои вечные мучения, страдания и поиски.
– Единомышленники в творчестве – это не фантастика?
– Единомыслие составляет основу существования любого творческого, и не только творческого, коллектива, каждой труппы, каждого театра, – так нам часто говорит Валентин Николаевич. Это своего рода творческая "коза ностра".
Родители были моими основными единомышленниками, в школе совсем мало было у меня товарищей, а в хореографическом колледже тоже их было по пальцам пересчитать.
– Трудно плыть против течения?
– Не сказал бы, что очень просто, но если плывешь против течения, то лучше видишь свою цель.
– О чем ты разговариваешь со своим зрителем? Кто твой зритель?
– Чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно прожить творческую жизнь, в которой могут быть и монологи, и диалоги, и крики в пространство… Крики без ответа многому учат.
Я еще ничего такого масштабного не создал, чтобы по-настоящему обрести, увидеть и понять своего зрителя. Хотелось бы, чтобы это был зритель ищущий, думающий, человек постоянно в поиске и постоянно в саморазвитии, с постоянным каким-то таким внутренним…
– …внутренним диссонансом?
– С диссонансом? Почему?
– Внутренний душевный диссонанс приводит к поиску баланса.
– Нет, я имел в виду человека, ищущего чего-то нового и прекрасного, и над чем еще можно подумать. На самом деле много над чем можно думать, и это уже моя задача – найти переживание, о котором я хотел бы рассказать своему зрителю.
Думаю, что со временем я смогу найти возможность задавать зрителю направление мыслей. И я уже готов переходить с постановки миниатюр на целый спектакль, на большие формы, в которой масштаб позволяет затрагивать достаточно сложные чувства и отношения. И этот разговор вот-вот должен начаться.
– Насколько балетный разговор, балетный язык – не литература?
– В литературе люди разговаривают на обычном языке, а в балете они рассказывают истории посредством своего тела, пластикой, а это даже более древний разговор. Зритель его воспринимает и понимает на подсознательном уровне, на уровне своего сердца.
Любое движение тела, части тела соответствует движению души. Язык тела – самая красноречивая форма общения, самый честный язык, который только можно было придумать.
Многие постановщики, многие знаковые хореографы говорили, что тело никогда не лжет, движение никогда не лжет. Это не мои слова, так говорила Марта Грэхем.
– У какой хореографии язык более красноречив – у классической или у современной?
– Современная хореографии взяла за основу классический танец и еще вобрала в себя бытовые движения, которые в классическом танце не приемлемы. Современную хореографию это обогатило.
– Современная уличная хореография, думаю, самая популярная сегодня. О чем она, на твой взгляд? Какие проблемы она ставит? Какие проблемы она решает?
– Современная уличная хореография как часть молодежной субкультуры, по-моему, в основе своей несет протест.
– Самовыражение через протест?
– Думаю, что именно так. Это противопоставление своего личного каким-то правилам, каким-то законам, канонам, какому-то жизненному укладу. Это происходит, когда основной идеей, смыслом становится разорвать уже изживший себя обывательский уклад, изжившие отношения, мораль и эстетику.
– Современное искусство, в том числе и современная хореография, двигают человечество вперед?
– Не преувеличу, если скажу, что каждый день где-то появляется новое хореографическое направление, которое может быть и не кардинально отличается от существующих направлений либо стилей, но все-таки имеет и какую-то свою особенность. И каждый день вместе с новой хореографией появляется и новая группа людей, которая выражает себя в своем танце – это взаиморазвивающий процесс, он бесконечен… А оставит это какой-то свой отпечаток на мировой истории или не оставит – покажет время.
– Что представляет из себя твой дипломный спектакль?
– Мой дипломный спектакль – это балет по пьесе Чехова "Вишневый сад" на сцене Музыкального театра с участием труппы театра. Музыкальная основа – это компиляция огромного музыкального пласта Георгия Свиридова, небольшой части музыки Олега Ходоско и один эпизод из Чайковского.
Это все очень ответственно, и я до последнего буквально дня не мог решиться – брать ли музыку Чайковского? Это для меня огромный риск. Но я рискнул.
И мне, честно говоря, страшно начинать в принципе такой масштабный проект, браться за такой пласт работы, как балет, да и еще и в двух действиях…
– Насколько оправдано брать классическую музыку для современной хореографии?
– Если постановщик чувствует, что сможет на классическую музыку поставить что-то достойное и это может быть решено средствами современной хореографии, то почему бы и нет? Что касается именно меня, то я стараюсь, чтобы современная хореография сочинялась на основе классического танца.
– Можешь назвать имена известных учеников Валентина Елизарьева, профессиональными качествами которыми ты тоже хотел бы обладать?
– Наиболее полно я знаком с творчеством и работами Раду Поклитару, и мне в нем понравилась та уверенность, с которой он берется за стилизацию именно классического наследия. Он не боится менять взгляды, ставшие уже привычными: и его "Щелкунчик", и его "Лебединое озеро", а теперь вот и "Жизель" (2016 года).
– Лично меня коробило от его версии "Болеро" Равеля... Музыка Равеля про одно, а сценическое действие само по себе. В таком случае можно было и под гармошку танцевать…
– Но я же о другом. Мне нравится, что он не боится все-таки за это браться.
– А испортить хорошее ведь так просто.
– Очень просто, очень. Стакан чистейшей воды, но плюнул туда – и все, и чистота исчезла.
– Насколько критически ты относишься к себе?
– Хотелось бы придерживаться врачебной этики, когда главное: не навреди, не убей, не уничтожь…
– Сергей, не побоишься позвать на премьеру?
– Боюсь.
Но, позову.
Позову обязательно.
Я хочу, чтобы вы меня раскритиковали.
– Ну, поживем – увидим…
Успеха!
Саша Варламов
"Салiдарнасць". - 2017. - 22 янв.
Автор благодарит Алесю Федосик за помощь в отцифровке материала.
Фото Сергея Акулича, Никиты Федосика, Анны Мойсеюк, Анны Гринкевич.
|
