« Назад
Пять открытий режиссера Ковальчука
Товстоногов удивлялся, Макаенок угощал, Адамович плакал, Быков платил, Распутин затащил в тайгу...
СКОРО Белорусский государственный академический музыкальный театр начинает эксперимент — открывает новую мастерскую "Сцена". Она будет без подмостков и занавеса, а зрители разместятся прямо на артистической площадке. Уже 30 января на малой сцене премьера — музыкальная комедия "Свадьба в стиле ретро". Ставит ее опытный режиссер-постановщик, наш земляк, заслуженный деятель искусств России Михаил КОВАЛЬЧИК. Уроженец затерянной в лесах и болотах деревни Подлесейки Барановичского района, он почти пятьдесят лет работает в театрах Беларуси и России. В том числе воплощал на сцене произведения белорусских писателей Андрея Макаенка, Василя Быкова, Алеся Адамовича.
РОДИТЕЛИ Михаила Ковальчика к театру никакого отношения не имели уже потому, что жили в деревне. Мама, Мария Казимировна, знала несколько языков, литературу, прекрасно пела. Папа, Станислав Иванович, профессиональный водитель, играл на струнных инструментах. В Подлесейках в суровом 1943 году родился их первенец Миша.
Однажды утром отец ушел с группой партизан на задание, а к вечеру в деревню ворвались немцы. Фашист, размахивая пистолетом, выхватил из "калыски" грудного Михасика и остолбенел, услышав в полесской глубинке от простой белорусской женщины чистейшую немецкую речь. Мария Казимировна не сводила испуганных, полных слез и отчаяния глаз с малыша и, громко всхлипывая, без конца по-немецки причитала: "Господи, Господи, спаси мое ни в чем не повинное дитя!" Фашист зло швырнул в руки матери малыша и вышел. Такой подарок судьбы ребенку войны тогда был редкостью…
Только после Великой Отечественной семья перебралась в Барановичи. Там Михаил окончил школу, работал сначала киномехаником, а потом электрослесарем на швейной фабрике, стал актером народного театра.
Однажды девятиклассник Миша переступил порог Барановичского народного театра. С этого дня сцена станет смыслом его жизни, его судьбой, его отрадой и болью. Сначала он был зачислен в группу чтецов, потом покатили и премьеры. С аттестатом зрелости попытался штурмовать бастион театральной науки, но неудачно. Уже после армии стал студентом Белорусского театрально-художественного института и попал в экспериментальную группу ученицы Станиславского народной артистки РСФСР Веры Редлих, где режиссеры и актеры учились вместе. Уже позже выпускники попытались создать в Бобруйске молодежный театр, своего рода белорусский "Современник". На бобруйских подмостках с успехом прошел его дипломный спектакль "А зори здесь тихие…", который и стал точкой отсчета почти пятидесятилетней режиссерской карьеры.
В 1968 году режиссерам- старшекурсникам БГТХИ впервые разрешили за государственный счет стажироваться в Москве. Ученики Веры Редлих стали собираться в столицу. А Михаил Ковальчик замыслил ехать к Георгию Товстоногову в Ленинград. Не было главного — разрешения. Тогда он поехал в Киев. На два дня остановился в гостинице "Украина". Там Михаил в уголке на стульчике ждал выхода Товстоногова часов двенадцать, до глубокой ночи. Наконец о парне, ожидающем мэтра, сообщили. Георгий Александрович пригласил Михаила в номер и, широко улыбаясь как давнишнему знакомому, спросил: "Ну-с, чего вам все-таки от меня надо, молодой человек?" И когда услышал фразу: "Можно к вам на стажировку?", сказал: "Нет проблем!" Сел за стол, подвинул ближе стопку бумаги и написал: "Не возражаю в БДТ под моим руководством".
С Георгием Александровичем они сразу поладили. Вечером практикант всегда смотрел спектакли, а ночью оставлял в толстой тетрадке свои впечатления об интересных мизансценах, игре актеров и их костюмах, оформлении сцены, музыкальном сопровождении. Когда ему Георгий Александрович предложил подежурить на спектакле, согласился. Дежурный режиссер обычно следит, чтобы в спектакле не было сбоев. Это не просто "острый" глаз. Ему важно подметить в режиссерском воплощении шероховатости, которые позже поправляются на репетициях. Зафиксировать сценические огрехи легко. Можно запросто указать на ляпы осветителям, работникам сцены, звукорежиссерам, а вот заслуженным театралам — все равно что броситься в ущелье с горы. Но практикант все-таки собрался с духом и деликатно разложил по полочкам свои замечания. Думал: "Все, пора паковать чемодан…" Но знаменитости как-то легко признались в своих "грехах".
Однажды завлит театра Дина Шварц проговорилась, что Товстоногов задумал на малой сцене поставить только что появившуюся пьесу Александра Володина "С любимыми не расставайтесь". Она была опубликована в первых номерах нового ленинградского литературно-художественного журнала "Аврора". Михаил нашел этот журнал и за ночь не только прочитал пьесу, но и успел наскоро набросать сценический вариант. А после одной из репетиций он сказал Георгию Александровичу: "А у меня есть режиссерское решение". Товстоногов удивленно посмотрел на студента: "Ну что ж, давайте рассказывайте". Михаил минут двадцать излагал свое видение. Георгий Александрович слушал, а потом задумался и спросил: "Что надо сделать, чтобы вы у нас остались еще?" — "Скорее всего, достаточно вашего письма", — предположил Михаил.
И скоро в Большом драматическом театре Ленинграда висел приказ об утверждении постановочной группы и распределении ролей спектакля. Товстоногов был краток: "Сегодня мы начинаем работу над новым спектаклем. Прошу любить и жаловать — режиссер из Минска Михаил Станиславович Ковальчик, мой помощник. Не смотрите, что он еще совсем юный, он довольно талантливый!" Встал и ушел.
Три месяца общими усилиями конструировали и формировали спектакль. А Товстоногов пришел, посмотрел и спокойно сказал: "Так вот, с завтрашнего дня начинаем репетиции". Он не высказывал претензий, не возмущался. Но Михаил знал, что заложил основу, фундамент спектакля, сделал постановщику "рыбу", как говорят в театре, "размял материал". Репетировали еще месяц. Это была не просто школа режиссуры, а высший пилотаж театральной университетской науки на практике.
ДИРЕКТОР Брестского театра драмы имени Ленинского комсомола Беларуси, где после института работал Михаил Ковальчик, Леонид Волчецкий был краток: "Вот тебе, на мой взгляд, интересная и довольно забавная комедия для нашей сцены. Посмотри. Понравится — ставь". Оказывается, Михаил держал в руках новую пьесу Андрея Макаенка "Таблетку под язык". Она ему сразу же показалась довольно свежей по замыслу и интересной по содержанию. Это комедия-репортаж из кабинета председателя колхоза в течение одного рабочего дня. А за этот день в жизни хозяйства происходит столько событий, что его хозяину есть от чего класть таблетку валидола под язык. Головная боль — бегство молодежи из села в город и судьба "неперспективных" деревушек, где бабули и дедули оставались одиноко доживать свой век. Уже в момент чтения пьесы Михаил попытался "раздать" роли актерам труппы, где могло быть занято и старшее, и молодое поколение театра. Когда об этом сказал директору, тот отправил Михаила в Минск, к драматургу.
Андрей Макаенок приветливо встретил молодого режиссера и восторженно стал рассказывать о прототипе главного героя. Это была реальная, конкретная личность — Владимир Бедуля, председатель колхоза "Советская Белоруссия" Каменецкого района, Герой Соцтруда. Он как родился в крестьянской семье местной деревни Подомша, так и прикипел, врос корнями в родную землю. Потом Андрей Егорович вдруг поменял тему разговора: "Знаешь, в Московском театре сатиры премьера по моей пьесе. Я позвоню Волчецкому, пусть он тебя туда командирует, а после мы и поговорим о твоей постановке".
В вагоне Михаил твердо решил, что после спектакля тут же вечерним поездом отправится в Брест. В кассе театра ему дали забронированное автором место. Зрелище, конечно, было захватывающим, прошло на одном дыхании. Публика приняла его восторженно. Когда стихли бурные аплодисменты, Михаил пошел за кулисы поблагодарить Андрея Егоровича. А тот: "Я живу в гостинице "Москва". Приходи, там и найдем пару минут, а заодно и отметим премьеру". Михаил на встречу чуть-чуть припоздал: в гостиной люксовского номера застолье уже было в разгаре. Как всегда, щедрость Макаенка не знала границ, поэтому стол был богатым, а за ним — добрая половина труппы театра. Виновник торжества как-то тепло, уважительно представил гостям молодого земляка и посадил его рядом с собой. После очередного тоста Андрей Егорович пригласил Михаила на диванчик, и разговор незаметно пошел о будущем спектакле на сцене Брестского драматического театра.
ЭТО было в 1977 году. Алесь Адамович долго не соглашался: "Нет, нет и нет… "Хатынская повесть" — не для театральных подмостков. В ней трагизм в разных проявлениях…" Художественный руководитель Государственного русского драматического театра Белорусской ССР имени М. Горького Борис Луценко возражал: "Ваш персонаж на сцене будет не только вспоминать, но и разговаривать с давным-давно погибшими свидетелями этого хатынского ужаса. Есть такой театральный прием, когда вдруг "воскресшие" действующие лица воссоздают картину события. И потом для обобщения можно использовать факты из вашей новой повести "Я из огненной деревни".
Борис Иванович всегда считал, что спектакль может идти даже без декораций, но с живыми эмоциями, чувствами, с болью живого сердца. Через некоторое время Александр Михайлович все-таки одобрил инсценировку под названием "Возвращение в Хатынь". Труппа приступила к воплощению постановки. Михаила Ковальчика себе в помощь Луценко назначил вторым режиссером.
...Поначалу зрители оказались в замешательстве. Перед ними в центре зрительного зала вместо привычных театральных кресел возвышался внушительных размеров импровизированный сценический помост, где время от времени появлялись разные выгородки, а кресла от первого до десятого ряда "перекочевали" на сцену.
Когда на сцену вышел в темных очках Ростислав Янковский и белой тросточкой стал звонко постукивать перед собой, как бы прощупывая дорогу впереди, показалось, что зал затаил дыхание, предчувствуя какой-то знак беды. Его персонаж – Флориан Петрович Гайшун — ослеп от ран и болезней уже после войны. А тогда семнадцатилетний Флера пришел в партизанский отряд Косача. Смело воевал, полюбил Глашу, пережил смерть матери и двух семилетних сестер-близняшек, попал в руки карателей, вместе с сельчанами горел в амбаре, но чудом выжил — выполз в какую-то щель. Сейчас он вместе с партизанами отряда прибыл на открытие памятника сгоревшей деревне, и эта жуткая картина сожжения всплыла в его памяти.
"Возвращение в Хатынь" — спектакль о безумстве фашистских палачей и силе человеческого духа наших земляков, спектакль-предупреждение. Смот- реть его без комка в горле и без слез невозможно. Когда Женщина Александры Климовой рассказывала, как каратели стреляли в детей и бросали их в огонь, когда после амбара стали гореть хаты, как "веску всю вдруг осветило", казалось, кровь застыла в жилах и чувства присутствующих выплеснулись наружу... Даже Петр Миронович Машеров и Александр Михайлович Адамович, которые сидели рядом в третьем ряду партера, не сдерживали и не стыдились своих слез при просмотре.
В СЛЕДУЮЩЕМ году Михаила Ковальчика судьба свела с Василем Быковым. Театру предстояло сначала сделать инсценировку, а потом поставить спектакль по его повести "Пойти и не вернуться". Надо было получить согласие автора. Василий Владимирович на встречу с постановщиками пришел, но сказал: "Я не очень люблю театр. Кино как-то правдивей показывает моих героев. Но вы делайте все, что надо. Я посмотрю сценарий позже". И Михаил для начала сделал "болванку" инсценировки, а шлифовал ее – вносил правки в диалоги и добавлял постановочные эпизоды — уже Борис Иванович. Быков дома ее прочитал, одобрил и отнес на согласование в Министерство культуры.
Минкульт не только дал добро на постановку, но и оценил пьесу самым высоким материальным вознаграждением — 3000 рублей. По тем временам это была большая сумма. Быков позвонил и предложил встретиться. Василий Владимирович был растроган: "Спасибо вам, ребята, за такую прекрасную пьесу по моей повести. Министерство ее одобрило. Поэтому я хочу с вами поделиться скромным гонораром". И тут же вручил каждому по конверту. Попытку отказаться от конвертов он решительно отклонил: "Пьесы писать я не мастак, а за такой кропотливый и специфический труд вам надо воздать должное. Мало того, я обратился в агентство по авторским правам, чтобы они защитили наше с вами авторство. Отныне этот спектакль везде будет значится так — по повести Быкова, а инсценировка Луценко и Ковальчика". Когда после ухода писателя режиссеры открыли конверты, были ошарашены: Быков министерский дар распределил поровну. Это был жест неслыханной щедрости, на который авторы инсценировки и не рассчитывали.
Нелишними оказались и авторские права. Тогда хорошие пьесы были нарасхват в театрах всех союзных республик. Упоминание в афишах авторов в то время было обязательным для любого театра, который ставил этот спектакль. Как-то Михаил Ковальчик признался: "Помню, пошла полоса неудач. Пару дней сами сидели на воде и хлебе. И вдруг в почтовом ящике извещение на 670 рублей. И тут мы с благодарностью вспомнили дальновидность Василия Владимировича".
ЕЩЕ в Бресте Михаил прочитал в журнале "Наш современник" новую повесть Валентина Распутина "Последний срок", и у него сразу екнуло в груди: "Так это же о моей родне". Тут же загорелся инсценировать ее. Почти через десять лет ему удалось осуществить свою идею, которую поддержал худрук театра Борис Луценко. Спектакль был включен в репертуарный план, и режиссер-постановщик Михаил Ковальчик полетел в Иркутск, чтобы встретиться с автором, получить его разрешение и собрать этнографические сведения, материал по быту жителей Сибири для пущей достоверности спектакля. В самолете готовился встретить этакого сноба: как же, ведь уже знаменитость, его запоем читал весь Советский Союз. А Михаила встретил на своей "Волге" очень застенчивый человек.
На следующий день он пригласил гостя к себе домой. Потом они на барже по Байкалу переправились на другой берег. Жили в маленькой таежной деревеньке, откуда родом почти все герои этой повести. Пришлось окунуться совсем в иной мир. Все было необычно — и уклад деревенской жизни, и традиции, и характеры людей. Удивил и сам Распутин. Он не любил писать ручкой: у него наготове всегда был карандаш с твердым грифелем. Умело делал тыквенный пирог, оказался гостеприимным хозяином и приятным собеседником. Инсценировку одобрил: "Да, это моя повесть, ничего лишнего здесь не вижу". Хотя Михаилу пришлось дописывать некоторые диалоги, переставлять местами сцены и подстраивать текст под реальные театральные возможности. Это была хорошая проза. Поэтому она не сковывала фантазию постановщика.
Спектакль получился жизненным. Председателем приемной комиссии был Андрей Макаенок, который разволновался почти до слез. И все восхищался: "Ах, как зрело… Просто не по годам зрело". А потом объявил: "Сегодня у нас родился интересный режиссер".
РЕКТОР Белорусской государственной академии искусств Ричард Смольский предложил Михаилу Ковальчику набрать курс для музыкального театра. Михаил Станиславович засомневался: "У меня же еще работа в Волгограде, а это — не ближний свет". Но Ричард Болеславович уговорил. Пришлось несколько лет с Эмилией Михайловной, женой, вояжить по маршруту Волгоград—Минск. Смольский в шутку называл супругов спонсорами академии, потому что их зарплата была меньше, чем стоимость билета до Волгограда. Но Ковальчики тогда вдруг почувствовали щемящую ностальгию по родному дому. Потом они окончательно перебрались в Минск.
В 2012 году музыкальный театр Минска впервые проводит недельный фестиваль музыкального искусства "Наталия Гайда приглашает…". И тут Михаил Станиславович встречается с художественным руководителем театра Адамом Мурзичем, который через пару дней попросил: "Не могли бы вы прийти в театр? Тут Кондрусевич написал одну любопытную вещицу — белорусский мюзикл. Надо его послушать и высказать свое мнение". Владимир Петрович показал свой новый мюзикл "Софья Гольшанская". Адам Османович предложил доработать спектакль. Это было неожиданное приглашение в театр на разовую постановку. Режиссер и композитор трудились весь год. А когда спектакль вышел, он сразу же "потянул" на две престижные театральные премии Беларуси: "Лучший спектакль музыкального театра" и "Лучший режиссер спектакля музыкального театра". После чего Михаила Ковальчика зачислили в театр очередным режиссером и поручили ему поставить еще один мюзикл — "Шалом алейхем! Мир вам, люди!" по повести Шолом-Алейхема "Тевье-молочник". Премьера этой постановки — в декабре 2014-го, а уже в конце месяца директор Александр Петрович подписал приказ о назначении Ковальчика Михаила Станиславовича главным режиссером Белорусского государственного академического музыкального театра.
Владимир ЛАНДЕР
Сельская газета. - 2017. - 9 дек.
Фото из архива Михаила КОВАЛЬЧИКА
|
